Учились. Рейнджер снял ротного, долго орал с комполка, но улеглось, и на роту назначили маркеловского командира группы, гвардии старшего лейтенанта Круглова. С боевых выводились по две группы на две недели профилактики под командованием разжалованного ротного, по установкам и под надзором Рейнджера, который снова ругался с комполка.

Маркелу досталось поучиться в первой двойке. Проклял все. Снова почувствовал себя вечно грязным и сонным от усталости салагой с подъемом в 04:30, приседаниями – отжиманиями – подтягиваниями, марш – броском на пять километров при вещмешке в двадцать четыре килограмма и АКС, с последующим чтением карт, ориентацией на местности, корректировкой артиллерийско – минометного огня, направлениями ведения военной разведки в зоне. А потом еще и подготовка к разведвыходу, стадии проведения, завершение, меры безопасности, сигналы в группе и их применение и уже огневая, МПД (минно – подрывное дело) – да много чего, и уже восемь километров. Две недели закончились бегом на десять километров все с теми же двадцатью четырьмя с лишним на время и зачетами. Маркел вытянул, тут же и услышал: «Готовь группу. Командиром пойдешь. Выход завтра. Карта, инструктаж в 06:00. И никаких возражений. Свободен».

Опять завертелось. Потом прилетели звезды из бригады. Ор не слышали, но говорили, что Рейнджер улыбнулся на проводах. Потом весенний призыв из гайжунайской учебки через две недели профилактики прогнали. Отсеялась треть. Затем один его пацан дембельнулся. Потом Павлов появился и вскоре еще двое – Сорокин с Зиминым. Маркел ставил группу, а Рейнджер уехал и приехал Наплевать.

Ермаков при рации с прошлой весны. Ровно три месяца и шестнадцать дней. Потому что Андрюшки Панкратова… не стало.

Старлей

Таджикская ССР, 29.07.1982, 02:47

До точки четыреста метров по каменистому берегу. Уже слышно подходящий борт. Подбегает усиленный наряд пограничников со здоровенной овчаркой.

– Сейчас освободим, ребята. Лаптев, быстрей давай.

Умные глаза пса смотрят, как в холодном неживом свете из наблюдательного хода секрета с сорванной (вот же противная!) сеткой вылетают маленькие и большие разукомплектованные единицы. Слышит летящие оттуда непонятные команды, которые подает иногда ефрейтор (если сердится). Двое чужих в странных темных шкурах (у водовоза почти такая же, только в пятнах), с шарами вместо голов, часть единиц рассовывают в шерсть (спешат очень), часть сваливают на безрукавки, потом собирают в охапку и убегают куда – то вниз по берегу. Куревом не пахнет, но какой – то химией несет. Пес скалит клыки – из хода лезет зверь, но шкура такая же, и отдает команды, тянет изнутри стреляющее незнакомое, в каких – то нахлобучках, и знакомое (у ефрейтора такое же), но зачем – то с кусками трубы сверху и снизу. Зверь встает на задние лапы (наверное, один из этих) и тоже убегает. Еще трое бегут. За ними еще. Поприличнее, собранные, но пахнут куревом. Пес настойчиво тычет мордой в ногу своему ефрейтору: засмотрелся.

Эмтэвэшка[15] лупит потоком воздуха по бурлящей воде, выхваченному у ночи конусу света прожектора, девяти присевшим черным фигурам. Мягко касается источенной гальки и грузно проседает на шасси, снизив вой турбин. Черные, плотно сбившись, исчезают в зеве бесстворной рампы. Резь нарастающей высоты гула турбин заставляет землю ослабить хватку и, рассекая, отталкивая невесомый, но вдруг обретший упругость воздух, тянет дюралевую глыбу без бортовых огней, набитую плотью человеческой, сначала натужно, затем с облегченной стремительностью ввысь, к мерцанию звезд.

– Десятка – борт. «Гость» работу начал. Перехожу на резервную частоту. Прием.