– Значит, через два часа он уже постучит в наши двери! Пойдемте, вам надо переодеться, – профессор встал со стула и спешно стал собираться.

Михаил снова пил чай на балконе и курил только что купленные сигареты. «Столько всего надо сделать. Столько всего, о чем не надо думать». – Размышлял он и в его голове хаотично забегали мысли. Он говорил вслух, как будто обращаюсь к невидимому собеседнику:

– Скажите, вот Вы задумываетесь, когда Вам надо почесать нос? Поправить очки? Взглянуть куда-нибудь? Взять в руки карандаш? Да просто сесть поудобней!? Я – очень сильно. Для меня целое дело совершить элементарное действие, у людей которое находится на уровне рефлексов! Вот смотрите, утром в свой выходной день, после чистки зубов мне надо: выпить чая, позавтракать, покурить и, простите, сходить в туалет. Все это не так сложно, правда? Я даже скажу, большинство людей делает все это, находясь еще по сути спящими. Я же думаю: надо поесть, так как курить натощак не очень приятно, при этом чай тоже лучше пить после еды, но, я извиняюсь, хочется в туалет, и чем дольше я решаю, тем сильнее. Идти в туалет, не попив чая как-то глупо, тем более сначала не покурив. Но, ни выпить чая, ни покурить я не могу пока не поем, а это займет какое-то время, а его, как понимаете у меня не так-то много. В итоге, я сижу на толчке, уминая бутерброд, при этом жирно затягиваясь, вдруг срываюсь на пронзительный крик свистящего чайника… И что мы получаем в итоге? Вы понимаете, что получается в итоге? Никакого удовлетворения от проделанных действий, более того, я зол, безумно зол, что, встав с кровати, чистил зубы, хотя мог выпить стакан кефира, съесть этот чертов бутер и, выпивая чай покурить, а потом уже сходить в туалет и только после этого, оказавшись в ванной, чтобы помыть руки, почистить хреновы зубы! Вы понимаете меня? Ты понимаешь меня!? – Михаил, не заметив того, уже кричал во все горло и, осознав невозможность решить проблему, заплакал. Подошел к зеркалу. Сверху вниз, справа налево вытер рукой лицо и изменился.

– Дурной что ли? – говорило отражении. – Чего орешь-то?

– Расстроен я! Сил нет никаких. Сложно все так, даже такие мелочи могут сбить меня с толку. Я так раним, – Михаил пытался говорить тише.

– Не унывай, друг мой, – успокаивало его отражение, – все ведь хорошо! Сегодня поедешь к друзьям своим, выпьешь, повеселишься, как обычно. Ты ведь любишь это? Конечно, любишь! Выпить водки, закусить краковской колбасой! Песни орать посреди ночи в этой грязной деревне со своими недалекими друзьями, это же здорово!

– Не смей так говорить! Я люблю их! Они мне очень дороги и мне плевать, что ты там думаешь!

– Я тоже их люблю – они такие милые, – не скрывая сарказма, говорило отражение.

– Это из-за тебя у меня ничего не получается! Из-за твоих выходок меня считают двуличным!

– Ха! – отражение засмеялось, – Ты посмотри на себя! Ты сейчас вообще-то с самим собой тут общаешься, глупый мальчишка. Если бы не я, ты бы уже в больничке валялся для душевнобольных, кушал бы пачками пилюли и дрочил в туалете! – немытая гладь зеркала немного дернулась, – И Лешу с Сережей, – хриплый голос в зеркале с нескрываемым призрением произнес эти имена, – ты тоже любил. И? Во что все вылилось? Турнули тебя, как щенка. «Удачи, перчик!» Не помнишь уже? Дурак! Сильнее надо быть!

Сквозь этот диалог прорвались три коротких сигнала дверного звонка. Михаил посмотрел на дверь, потом обратно на отражение, но в зеркале уже никого не было. Только его красное от напряжения лицо спокойно смотрело на него. Он спешно забежал в ванну и умылся, так как знал, кто обычно звонит три раза. Ему не хотелось предстать перед своей матерью в таком виде – заплаканным и жалким.