– Елена Платоновна, проходите! Игорь Константинович вас ждет.

В моей голове зазвучали слова отца: «Чтобы найти выход – сделай выдох». Я выдохнула. Легче не стало. Что ж, пути назад все равно нет. Сейчас я зайду в кабинет и увижу его. И… встану в бойцовскую стойку Лены Маяк. Ты же знаешь, Леночка, что если это потребуется для дела, то ты и Игорю съездишь наотмашь по сонной. Ты сможешь, Ленок. Сказано – сможешь, значит, сможешь.

Он сидел в кресле с жесткой деревянной спинкой, поднятой в максимальное верхнее положение. Да, похоже, за три года, что мы не виделись, Игорь не утратил своих привычек. Он, черт возьми, был в форме.

Я вспомнила, как однажды спросила его, почему он всегда сидит как на мачту натянутый. Игорь ответил:

– Чтобы быть успешным – надо быть здоровым.

– И как же твое здоровье связано с тем, что тебя натянули на мачту?

– Эх, несмышленыш… Я в строю двадцать четыре на семь, из которых четырнадцать на семь я сижу. Моя мачта сидела, сидит и будет сидеть во главе ТВ1 еще долгие годы. Она будет греть сиденье генерального даже тогда, когда все мои замы, развалившиеся в своих креслах как матросы после опохмела и мечтающие меня подсидеть, отправятся к Нептуну кормить рыб. Потому что осанка – это признак долголетия. И характера.»

О-о да, он все еще был в форме. Пара глаз-маслин, черных как самые черные из его дел, встретилась с моими глазами, стоило мне появиться на пороге кабинета. Сердце в груди замерло. Леночку Маяк пригвоздила к дверям самая убийственная сила природы – архимозг. Он сидел в своем дурацком деревянном кресле как на мачту натянутый и буравил меня своим пронзительным взглядом. Человек, гений которого был для меня непревзойденным и по сей день. Но вместо того, чтобы думать, как я должна буду впервые превзойти его, я рассматривала роскошный Бриони, сидящий на его обладателе как влитой. Игорь нисколько не изменился: он выглядел элегантно и просто, без пафоса. Будто пошел в первый попавшийся магазин и купил второй подвернувшийся костюм. Я же знала наверняка, что он забрал его у портного после двух примерок и финальной подгонки. Да, Пресс остался прежним… Но и я, похоже, не изменилась. Передо мной сидел самый желанный в мире мужчина. Снова в ушах зазвенели слова отца. «Чтобы найти выход – сделай выдох». Я выдохнула. Опять без эффекта…

– Кого я вижу! Три лета, три зимы? Ну здравствуй, Ленок-электрошок!

– Шело́м!

Игорь поцокал языком по нёбу:

– Запрещенный прием. Пусть наши предки спят спокойно. Имя им – «вечность». А мы-то с тобой пока еще здесь, в насущном дне.

– Вот-вот. И в этом насущном дне меня зовут Елена Платоновна Маяковская. Всякие там Ле́нки и Ленки́ остались в прошлом. А, значит, и и́м имя «вечность».

Игорь улыбнулся самой люциферской из всех своих улыбок. Он внимательно смотрел исподлобья.

– То есть ты мне предлагаешь называть тебя Еленой Платоновной? И что, даже по старой дружбе исключения не сделаешь?

– Сделаю. Тебе позволено называть меня просто Еленой.

Он улыбнулся шире.

– Что ж, я это запомню. И обязательно зачту тебе как-нибудь, когда будет удобный случай.

– Уж не забудь. Так я присяду?

Он медленно опустил веки, а затем так же медленно поднял их снова.

– Так и хочется пригласить тебя присесть ко мне на коленки, но ты, вероятно, по делу. А жаль!

– Ага, – сказала я, садясь в кресло напротив него.

– Ага – по делу, или ага – жаль?

Я заглянула в самые дебри его глаз и, немного помолчав, сказала:

– Что-то в воздухе запахло сказкой… Игорь Константинович, выключайте мылодраму, она уже три года как перестала со мной работать.

Игорь рассмеялся, а затем резко посерьезнел.