Ромарио вспомнил, что он не просто Ромио, он из клана «Коза Ностра», разве можно было так дать себя провести, как идиот клюнул на крючок телевидения, этого пошлого и очень вредного информационного нарыва. Как быть? Встреча с Доном ничего не сулила хорошего. Как был прав Дон, когда говорил ему, что сцена для шутов, и он теперь шут, а не знаменитый писатель и автор оперы, да, но ведь и с оперой знакомили зрителей. Он тоже об этом вспомнил? Теперь, если оперу поставят в любом театре мира, на нее просто будет не достать билетов. Опять «Капитал» Маркса?!

Разве ему нужно такая слава, а какая нужна? Ответа не было. Джу его не обманула, славу она ему сделала, при чем любую, только он не понял, зачем она ему теперь, когда он опозорил семью?

–  Джулия, где здесь выход?

–  Сейчас пойдем вместе, ты просто пупсик, я тебя люблю…

…Неожиданно свет стал гаснуть и сцена, на которой, как теперь понял, выступал Ромарио с Джу, медленно стала опускаться куда-то вниз. Потом остановилась, и они оказались в рабочем помещении, где суетились десятки людей, обслуживающих шоу.

К нему подошел сам Дон Монтекки:

–  Ну что, хлебнул славы?

–  Не беспокойтесь, Дон, я найду способ смыть позор…

– Да никакого позора, – перебил его Монтекки, – это я все устроил. Главное теперь, тебе переодеться и загримироваться. Иначе не выйдешь на улицу.

–  Почему?

–  Слава, это и есть слава, спроси у Джу.

–  Да, я уже привыкла, – в тон продолжила Джулия, – сейчас буду делать не то, что хочу, а то, что придется делать, некуда просто деться. Хочешь, присоединяйся?

–  Но мы же ведь, полюбили друг друга?

Джулия вспомнила, как ей было хорошо с Ромио, как он ее любил!!! Вдруг слава, которая уже не один год просто съедала все ее существо, стала такой ненужной и противной, как остатки соуса на рыбьем жире от очень вкусной тресковой печени в банке.

–  В гримерку! – скомандовала она.

Двое счастливых и влюбленных, никому, слава Богу, не известных, вышли из служебного подъезда телестудии, около которой стояло просто море обезумевших фанатов, скандирующих: