– Пошли ко мне, – шмыгнула носом Эля. – Заедим расстройство пирогами. У меня фильм есть хороший, про лошадей.

– Не. – Дронова вздохнула. – Не могу. Доклад надо писать.

– Какой доклад? – От удивления, что Алка отказалась, Эля забыла про свое горе. – Нам же ничего не задали!

– Надо, – многозначительно ответила Дронова.

Кукла торчала из помойки. Дронова демонстрировала свою спину. Удаляющуюся спину. На Алке был новый костюм – серые брючки и пиджачок. Симпатично. Чего это она стала в школу так расфуфыриваться? День рождения, что ли? Вроде у нее в сентябре. В начале. Они обычно в парк ходят. Родители в кафе, они на каруселях. До одурения. А потом мороженое. Красота. К чему это она все вспомнила? Непонятно.

Фильм был хороший, а настроение плохое. Пришла мама, стала ругать за куклу. Последнее время она непременно выплескивала свое недовольство если не на папу, так на Элю. Папа терпит, он привык, они давно ругаются, а вот Эле терпеть не хочется. Хочется убежать на край света. Обязательно взять с собой Алку. Больше никого не надо.

– Ты как с Луны свалилась, – устало бродила по кухне мама. – Как будто не знаешь, что дорогие вещи в школу носить не надо. Их вообще на улицу брать не стоит. Что за фантазии тебя посетили?

– На английский велели принести любимую игрушку. Все принесли. Я тоже. Я не виновата, что Максимихин заметил.

Перед ней стояло какао. Вкусное. Минут десять назад было таким. Успело покрыться пленочкой. Если коснуться ложкой, пенка жадно облепит блестящий металл. Забудешь ложку в воду положить, высохнет – не отмоешь. Мама опять же будет ругаться. Она последнее время ходит уставшая, недовольная. С папой постоянно ссорится, а на следующий день словно специально приходит еще позже, и они уже кричат в своей комнате, но их слышно. Между комнатами тонкая перегородка.

– Вот и брала бы мишку какого-нибудь или из своих барбишек. Эту-то зачем потащила? Ее еще мне покупали!

– Говорили же, любимую.

Если какао начать пить сейчас, то пленочка прилипнет к губе, будет неприятно.

– Ты прямо как не родная. Все готова вынести.

– Может, я и правда не родная?

Мысль была неожиданная. Многое оправдывающая. Значит, где-то есть родные, другая школа с нормальными людьми. Можно даже Алку туда взять. Она тоже ходит все время недовольная. Наверное, и ее в роддоме подменили? Вот в чем дело! У них совсем другие имена, не Элина и Алла, а…

Додумать не получилось. Мама тяжело села рядом, поставила перед собой чашку с чаем.

– Что ты несешь! – спросила устало.

Под глазами круги, на лице морщинки. Самые глубокие от уголков губ вниз.

– Откуда такие мысли?

– Сама только что сказала.

Мама махнула на нее полотенцем.

Подумаешь, Эля может не ужинать. И какао ваше пить не будет.

– Увижу Максимихина – убью.

– Так ты все с ним воюешь?

Мамина ладонь легла на затылок. Была она влажная после мытья посуды и тяжелая.

– Ни с кем я не воюю, – вывернулась из-под руки. – Нужен он мне больно! Сам пойдет, споткнется и башкой в колодец свалится.

Мама умильно улыбалась. Это вывело из себя.

– И не надо говорить, что я в кого-то влюбилась! Это чушь!

– Да я не говорю, – засмеялась мама и посмотрела на нее так, словно Эля вдруг превратилась в младенца из песочницы.

Точно! Подменили! В роддоме!

Эля вылетела с кухни, шарахнула дверью. Что-то посыпалось с полочек в ванной.

«Его можно убить презрением», – решила Эля.

Примчалась в школу с новым, неожиданным планом. Должен был сработать.

– Слушай, – жарко шептала она Алке на перемене. – Давай делать вид, что мы его не знаем. Он первый не выдержит.

– Чего не выдержит? – отстранилась Дронова.