Кукла ударилась об пол. Глазки закрылись. Эля юркнула между ног, подцепила игрушку за короткие волосы.

– Стоять! – на белое платье наступил серый ботинок. Максимихин нагнулся, чтобы поднять добычу. – Не уйдешь!

– Отдай! – Эля стукнула кулаком по противной ноге и потянула куклу на себя.

– Щаз! – Сашка резко придвинулся, подтаскивая к себе куклу за платье.

Кукольная рука вырвалась из пальцев, содрав кожу. Эля еще успела перехватить за пластмассовую голову. Максимихин рванул за вытянувшуюся ногу.

– Сломаешь!

Улыбка, кривые зубы, рыжеватый чуб, упавший на глаза.

– Пусти! – вскрикнула Эля.

– Держи! – хохотнул Сашка, дергая игрушечную ногу так, что появилась резинка. Она дрожала. Прыгал перед глазами узелок.

Эля догадалась, что сейчас будет, – отпустит. Оттянул, чтобы больнее ударить.

И ничего не успела сделать.

Кукла ударила по руке, ухитрившись найти самые больные точки. Треснула пластмасса.

Глаза закрыты. Нет больше блестяшки. Голова вмялась в туловище, расколов тело до белых трусиков. Шея гнется, проваливаясь в трещину.

– Сама виновата! Я же говорил, не тяни.

Ярость закипела в переносице, плеснула кипятком в глаза.

– Гад!

Знала, что бесполезно, но все равно бросилась. Замахнулась куклой.

– Щаз испугаешь, – прикрылся рукой Сашка.

Голова у куклы оторвалась.

– Запчасти теряешь, – увернулся от удара Максимихин.

– Ненавижу! – кричала Эля, колотя противника по подставленному плечу. – Убью!

– Сначала я! – орал в ответ Сашка.

Он как-то ловко вывернул из ее рук куклу и забросил под парту.

– Достала уже! – рявкнул в лицо. – Кикимора болотная!

– Сам ты болотный!

Эля смотрела на задранную юбку игрушки, на испачканную ткань, на беспомощно приподнятую ногу.

– Держи, – Алка подала порванный парик. – Не надо было в школу приносить.

– Ой! Влюбленные ругаются, только тешатся, – фыркнул Лешка.

За два года он не вырос, зато раздался в плечах – шел уже на первый разряд по плаванию.

– Дурак! – погрозила кулаком Эля.

Подхватила куклу и побежала из класса.

Ирина Александровна! Где вы? Почему не пришли? Почему не разняли? Почему не сказали свое заветное – от любви до ненависти один шаг. Сейчас она сделает шаг в противоположную сторону. К ненависти. К ярости.

Кажется, это была Сашкина куртка. Чувствуя, как от рывка через руки вытекает обида, дернула. Раз, другой. Загудела потревоженная труба вешалки. Полетела соседская куртка.

– Эттто что такое?

«Ттттт» прозвучало в унисон дрожащей трубе.

Какие у них, оказывается, бдительные нянечки. Или у Эли удача такая хромоногая?

Ее повели в знакомый кабинет.

Стол и директор еще больше срослись. Оба улыбались. Эля шмыгала после истерики носом, косилась на фикус около окна. Он был с ней солидарен. Вздыхал, жмурился.

– Что же вы все время деретесь? Большие уже… – печально сутулилась классная руководительница. – Учитесь объяснять все словами, а не кулаками.

– Он первый…

И еще не договорив, поняла – не то, надо по-другому. Вот только как?

«Не провоцировать», – учил папа. «Ццццц», – холодно-жужжащий, как муха, звук. Неприятно. И слово неприятное. Выплюнуть его хочется и уйти. Уйти навсегда. Чтобы искали, чтобы волновались. А она бы не вернулась. Дошла бы до края света, устроилась бы там под горой. Вокруг цвели бы цветы. И никого. Голубое, до горизонта, небо. В небе парит орел. Ну, или стрижи. Они еще свистят, когда крыло режет воздух…

Куклу выбросила в ближайшую помойку. Долго сопела, сдерживая последние слезы.

– Я ему тоже что-нибудь сломаю! – прошептала видневшейся над мусорным баком голове.

Алка хмурилась. Весна, авитаминоз – она теперь постоянно сводила брови, уже и морщинки укоренились над переносицей.