И чтобы Александр не огорчался ее капризами, Антонис сказал:

– Дай лучше мне! – и съел.

И Александра сказала:

– И мне!

Александр отломил еще кусочек и дал ей.

А поскольку Пулудья так и не обернулась, Александр положил крендель на стол, взял стул, поставил его рядом с ней и залез на него, чтобы поглядеть, на что она там смотрит. Он вертел шеей и так, и эдак, прищуривался, но ничего не увидел. И после всех своих тщетных попыток, он слез со стула и потребовал в утешение свой крендель.

Но от кренделя остался лишь небольшой кусочек, крошки и несколько семечек кунжута, разбросанных по столу.

Александр рассердился, топнул ногой и сказал, что хочет целый крендель. И завязалась ссора.

Обиженная Пулудья обернулась на шум, Яннис снаружи прижался лицом к стеклу, и тут тетя Марьета и дядя Гиоргис вышли из кабинета дяди Жоржиса.

Дела были плохи, к тому же Александр уже начал хныкать.

Антонис поспешно шагнул к нему и сказал:

– Если ты заплачешь, я скажу тете, что ты говорил офицеру: «Эй ты»!

И одновременно открыл Яннису, который стучал в стекло.

Александр проглотил слезы, Пулудья – обиду, и все четверо вдруг вспомнили, что мисс Райс очень больна.

Вошел, смеясь, дядя Гиоргис, тетя Марьета шла за ним следом. Она не смеялась, на самом деле она выглядела очень мрачной, а брови ее были изогнуты точно два знака тильды.

Дядя Гиоргис, увидев сына, сказал:

– Ба, Яннис, что ты здесь делаешь?

Но когда Яннис ответил ему: «Мама послала меня спросить, кто болен», дядя доктор повел себя как-то странно.

Он похлопал Янниса по плечу и сказал:

– Никто не болен! Давай, пошли домой!

Тем же вечером, сидя на своих кроватях, после того как Афродита переодела их ко сну и умыла, но некому было завить волосы девочек на бумажки, два брата и две сестры при потушенной свече и опущенных москитных сетках вполголоса обсуждали события дня.

– Хотела бы я знать, – начала Александра, – почему нам не сказали правду!

– Да, почему нам ничего не сказали, – добавила Пулудья.

– Как это нам ничего не сказали? – удивился Антонис. – Тетя же сказала, что мисс Райс очень плохо и она больна!

– А отец Янниса, дядя Гиоргис, сказал, что никто не болен! – ответила Александра.

– Много он знает, этот дядя Гиоргис! – вставил Александр.

– Замолкни! – сказал ему Антонис. – Он все-таки врач!

– А Афродита знает? – спросила Пулудья.

– Она-то знает лучше всех! – подтвердила Александра. – Она ведь была в комнате, когда туда заходили дядя с тетей, и до того, и после них.

– Хм! Она ни разу не обмолвилась, что мисс Райс не больна! – сказал Антонис.

– Нет, но она сказала: «Не волнуйтесь, этим англичанкам все нипочем!» Это все равно, что сказать, что она не больна! – ответила Александра.

– Она еще кое-что сказала, – задумчиво добавила Пулудья. – Она сказала: «Другая бы уже десять раз ноги откинула! А этой – хоть бы хны!» Зачем мисс Райс откидывать ноги? И куда?

– Может, на кровать? Если бы она легла? – робко предложил Александр.

– Нет, потому что Афродита сказала: «Крепки ж ее английские ножищи», а про кровать она не говорила, – ответила Пулудья. – Я слышала, как она говорила это кере Рине.

Четверка погрузилась в раздумья.

– Завтра я зайду к ней и расскажу вам! – решил Антонис.

– И я! – вскочил Александр.

– Нет! Ты маленький, заразишься еще ее болезнью!

– Не заразюсь! Я тоже пойду!

– Значит, мы все вместе пойдем! -сказала Александра.

– Ну нет, только Пулудью не зови! – с насмешкой сказал Антонис.

Пулудья выпрямилась и повысила голос:

– Почему это меня не звать?

– Потому что ты девчонка, а девчонки должны сидеть тихо и не совать везде свой нос! Со стороны кроватей девочек поднялся протест. Антонис велел им заткнуться. Александр поддержал сестер. Чтобы самоутвердиться, Антонису пришлось перекрикивать их. Девочки взбунтовались, но их никто не слушал, потому что они говорили одновременно.