Сейчас же, сидя за столом, я просто прикрыла глаза и начала молиться. Да. Я начала молиться. Давно я этим не занималась, хотя считаю себя верующим человеком.

Самое интересное, что «Отче наш» я стала повторять по несколько раз на день. И меня это успокаивает.

Открылась дверь. Я услышала тяжёлые шаги Лесника, а буквально через пару секунд мне в ноги упёрлась мохнатая голова Барса. На автомате запустила руку ему в шерсть и растрепала её, а он в ответ лизнул мне ладошку. Я, кстати, заметила, что он мои ладошки вылизывает каждый раз, как только его касаюсь.

Мужчина молча прошёл к буржуйке, налил себе чаю и присел напротив меня за стол. Радует, что стол у Лесника основательный, сделан из полубрёвен и шириной не меньше метра.

В следующий миг я отчётливо почувствовала его изучающий взгляд на себе. И можно было бы сказать, что мне неприятно или страшно, но нет. Ничего я к нему не испытывала. Хотя, может, раздражение, потому что вместо разговоров он стал смотреть. Вот так, как сейчас, будто сканером проходится по телу, стараясь пробраться в мозг.

– Зачем ты молишься? ― прозвучал вопрос.

Ну что можно ответить, когда не ожидаешь вопроса, вообще никакого. Я подняла на мужчину спокойный взгляд, немного приподняв бровь. Надеюсь, он поймёт и сейчас, что я не горю желанием разговаривать. Но либо он не понял, либо притворяется.

И вот я больше склоняюсь ко второму.

– Нет, мне просто хочется понять, ― он откинулся на спинку высокого стула в расслабленной позе. Только его расслабленность казалась ненастоящей. – Зачем? Или ты думаешь, что Бог тебя спасёт? ― и вот уже его бровь выгнулась, только на лице не было и тени улыбки. Он вообще не улыбался. – Или, может, ты веришь во всю эту херотень о Нём? ― и последние слова были сказаны со злостью.

Интересный поворот. Его разозлило то, что я молюсь? Или то, что я вообще верю в бога? Или он опять выводит меня на разговор? Хотя можно и поговорить, горло-то моё уже не болит.

– Верю, ― ответила спокойно, даже не стараясь юлить или оправдываться, не вижу смысла.

– Ну раз веришь, что же тогда твой бог не спас тебя? Или, может, ты думаешь, это Он послал меня на реку тогда? ― последнее он почти прорычал, а его зрачки стали почти чёрными. Вся расслабленность вмиг исчезла. – Ну так что же тогда твой бог не спасёт тебя отсюда? М? А может, ты плохо молишься? Что-то я не вижу здесь твоего бога, который ухаживал бы за тобой.

– А я молюсь не за себя, ― ответила на все его выпады, а вот он замер после моих слов. ― Я молюсь за своих детей, которые остались дома и не знают, жива ли я. Молюсь за мужа, который остался сейчас тоже один, ― добавила я тихо, но уверенно, и с каждым словом видела, как резко поднимается и опускается его грудь под объёмным свитером. ― А ещё молюсь за человека, который это всё, – обвела пальцем себя по кругу, – со мной сделал. Пускай бог благословит её всеми благословениями, по заслугам её.

– Значит, это была она. ― А он наблюдательный.

Вычленил нужную ему информацию из всей моей речи. Но вот злиться не перестал почему-то.

– Она, ― решила подтвердить.

Какая разница уже. Тем более он меня спас, а мне только дошло, что я даже его имени не знаю. Да только спрашивать не хотелось, и разговаривать тоже. Опять погладила Барса, который всё это время лежал своей мордой на моих ногах, и попыталась отстраниться от всего. Так легче.

– Ты плачешь по ночам. – «Да блин, ну что ты лезешь ко мне?» ― так и хочется ему крикнуть, но опять просто молчу, прикрывая глаза. Хотя сейчас в его голосе слышна какая-то тоска, которая трогает и меня. Только мне не нужна жалость. – И вот ещё, – он достал что-то из внутреннего кармана, – нашёл возле тебя в воде, когда вытаскивал из реки. Хорошо, что ламинированная, ― он убрал руку, а на столе осталась небольшая фотография… меня с детьми.