Что стало затем с загадочной спутницей – удалось ли ей спастись и вернуться к берегам далекой Франции, или же она умерла в ту зиму от болезни и была тайно захоронена, – никто точно не знает. В голове у Николая кружились темные мысли. Иногда он боялся сам себя. Ему все время виделось: немая суета отъезда, а главное – багаж, который так тщательно оберегали спутники Кристины. Что было в нем? Ведь письма и наряды так тщательно, когда холодное дыхание обреченности веет в затылок, не оберегают. А значит… От этих догадок перехватывало дыхание. Вот она – единственная возможность разбогатеть, подняться, выбиться в люди. И увезти тот груз в такую пору, по таким дорогам слишком далеко тоже было нельзя. Вероятнее всего, он был спрятан где-то поблизости. Воображение Николая рисовало большую снежную низину на краю села, где начинался забытый и древний сельский погост. Где-то там нашли и свое последнее пристанище одни из тех, кто вихрями исторических событий вольно или невольно оказался в этой забытой Богом стороне. Белой монахиней в ночи стояла зима. А Николай, затаив тайные мысли, думал о весне.

Она пришла, сырая и ветреная. За мокрыми березами горели холодные зори и закаты, и в далеких вечерних лугах уже о чем-то невозвратном горько плакал коростель. С этого времени все усилия Николая были направлены на поиски таинственного багажа. Мечта найти его и разбогатеть стала смыслом всей жизни. С утра, поднявшись до зари, Николай собирал свои скудные пожитки, готовил трапезу и, взяв в руки холщовый мешок и лопату, уходил на весь день на поиски. Так прошло два года: две весны, два лета, две зимы. Настала третья весна. Николай возмужал. К тому времени ему уже было восемнадцать. В долгие зимние вечера, когда ветра протяжно завывали за окном, а метель устраивала веселые Святки, он не терял надежду на успех и верил в удачу. Его недетскому упорству могли позавидовать и многие взрослые. Ему все виделась та долгая зима и женщина в черном одеянии с золотым ожерельем на груди…

В один из весенних дней он вернулся домой под вечер, простуженный и насквозь промокший, перемазанный глиной. В двух руках он с трудом держал тяжелую холщовую сумку. А через некоторое время дела Николая неожиданно пошли в гору. Отчего – никто не мог понять. Через полгода на краю села лучшими плотниками, которых нанял Николай и которым он платил по полтине серебра в день, был построен большой новый двухэтажный дом с железной крышей (неслыханная по тем временам роскошь), с красивыми резными окнами и просторным подворьем. Его односельчане только диву давались и лезли с расспросами. Но Николай был хмур и сосредоточен. Он ни с кем не вступал в разговоры. И действительно, он как-то сразу повзрослел и казался гораздо старше своих лет.

Настала пора жениться. Его невестой стала самая богатая и красивая девушка из Радуниц (так называлось соседнее село), родители которой еще два года назад не пустили бы его даже на порог своего дома, а само его сватовство сочли бы оскорблением. На Яблочный Спас сыграли свадьбу. Всего было вдосталь. Шумно и весело два ранее недружелюбно настроенных друг к другу села гуляли несколько дней. Из города были выписаны музыканты. Молодые и статные, в красных рубахах навыпуск, в плисовых иссиня-черных шароварах, заправленных в мягкие блестящие яловые сапоги, они заиграли вдруг на скрипках какую-то пронзительно грустную мелодию о давно забытой и покинутой родине, о чьей-то несбывшейся любви. А потом синюю предвечернюю тишину забытого русского села пронзил огненный чардаш, в котором были и радость, и отчаяние. Никому ни в чем – ни в еде, ни в питье – не было отказу. Такой богатой свадьбы не помнили даже старожилы. Казалось, жизнь Николая вошла в новое русло, где дальше должны были быть только довольство и спокойное семейное счастье. Но странные события стали происходить потом. Беспокойство и настороженная тишина поселились в новом доме. Веселый, беспечный смех молодых не нарушал его гнетущее затишье. По ночам непонятный страх проникал, казалось, вместе с холодным ветром во все щели ставен и чердачных окон. А еще, говорили соседи, глубокой ночью какая-то женщина в черном одеянии монахини проходит неслышно по страшной туманной улице…