– Известное дело – язву желудка наживала.

Он выложил из сумки инструменты и черные диски, я пристроилась рядом на табурете: мне всегда нравилось смотреть, как он что-нибудь ремонтирует – без суеты, но споро и аккуратно. Он привычно ворчал, однако я не обижалась: Саня был суров, но справедлив. Защищалась, конечно, но так, для порядка. С ним можно было говорить о чем угодно, мы не касались только двух тем: Антона и Гали. Саня женился на четвертом курсе, почти сразу после нас, по-моему, как-то скоропалительно, и, кажется, не был особенно счастлив в браке. С другой стороны, а кто так уж счастлив? Опять же, если люди столько лет несмотря ни на что живут вместе, значит, для этого есть причины. К тому же и Никитка…

Однако сейчас Егоров был настроен маленько побухтеть, я прослушала его монолог до первой паузы и встряла:

– Егоров, – сказала я проникновенно, – достали вы меня своими наставлениями. Вам хочется, чтобы я изменила личную жизнь? Ладно, не придется тебе больше с моей печкой возиться.

Отвертка, звеня, полетела на пол; Саня медленно повернул ко мне растерянное лицо.

– Честно, Егоров, за лето сделаю ремонт, все-все приведу в порядок.

Он глубоко вздохнул, вроде даже с облегчением, посмотрел по сторонам и покачал головой:

– Здесь же пахать и пахать. Как ты одна? Давай договоримся: ты позвонишь…

– Егоров, – сказала я кротко, – ты считаешь, у меня слишком много волос на голове?

Он понял намек, отвернулся и быстро закончил работу.

– Можно опробовать.

– Отлично, сейчас чай поставлю.

– А какую-нибудь глазунью сделать нельзя?

Ох уж эти мужики, вечно они есть просят.

– Егоров, ты же, вроде, умный. Ну подумай: зачем мне яйца, если печка не работает? У меня водится хлеб, сыр и малиновое варенье.

– Узнаю брата Колю.

– Я тоже кое-кого узнаю. Иди лучше руки помой, а я пока спроворю.

Санька скептически хмыкнул на мое «спроворю», а напрасно: к его возвращению стол был накрыт наилучшим образом – на самом-то деле я девушка шустрая. Иногда. Бываю.

Чайник закипел быстро – воды я налила немного, так что вскорости мы пили замечательный «липтон» и уплетали бутерброды. Едва перекусив, Егоров глянул на часы и поднялся:

– Извини, я обещал Никите…

Что поделать – окольцованная птица.

Уборку я так и не смогла закончить: позвонила Лерка, пришлось ехать к ней, но я была даже рада – после ухода Саньки сделалось почему-то жутко тоскливо, хоть вой. А тут снова альбомы, каталоги, разъяснения – глупости из головы вон. Прервал наши интенсивные занятия телефонный звонок; Лерка ответила, я смотрела, как она кивает перламутровому айфону – забавная картина.

– Не беспокойтесь, сделаю… Да… Настя, запиши. Э-э, чистый лист возьми.

Я послушно зафиксировала под ее диктовку на белоснежной странице: «Среда, 17–00, у киоска, Тагир». И не жаль изводить такую чудесную бумагу на ерунду! Как всякий пролетарий умственного труда, я бережно относилась к писчему материалу, но эти новые русские – что с них взять?

– Ладно, я притомилась, айда пожуем чего-нибудь, – объявила Лерка. Давай-ка я тебя к делу пристрою. Чай заварить сумеешь?

– Обижаете, ма тант, в этом вопросе я Эйнштейн. Где продукт?

Серебристая коробочка, вся в стремительных парусах, нашлась на полке.

– М-м, – я повела носом, – «Эрл Грей», вкус вашей мечты!

– Я тоже обожаю бергамот. Ты что предпочитаешь: икру или семгу?

– Икру, моя радость. И семгу.

Бутерброды Лерка делала виртуозно, я просто не могла отвести глаз: первое касание – тонкий слой масла, второе – ровный плотный слой икры – артистическая работа.

– Э-э, ты что сачкуешь? Яблоки помой.

– Отвлеклась, извини. А насчет плодов уговора не было.