В отличие от Парфенона, построенного из кремового (или нежно-золотистого, как считают некоторые) пентелийского мрамора, Эрехтейон выстроен из белого мрамора и темно-серого камня – изысканное сочетание цветов. Этот храм, посвященный мифическому царю Эрехтею, сыну Земли, воспитанному Афиной, отличается необычной асимметричной планировкой. Мы подошли к нему со стороны знаменитого южного портика – вот они, шесть стройных дев, торжественно несущих на голове архитрав. Мне всегда казалась странной одна вещь: обычно атланты и кариатиды статичны, если движение и присутствует, оно направлено вверх – это естественно, ведь фигуры всего лишь заменяют колонны. В Эрехтейоне кажется, что девушки не стоят, а идут, подчиняясь единому ритму; эта идея движения ОТ стены храма меня прямо-таки завораживала, когда прежде я рассматривала снимки, и сейчас хотелось получить ответ на тот давний вопрос. Да, они точно шли и выносили (выдвигали?) из стены кровлю портика – создатели чудес компьютерной графики следуют проторенным путем.

– Правда, они прелестны? – обернулась я к Никосу.

– Вот эта кора из цемента, – мрачно проговорил он, – оригинал в Британском музее.

Нет, чтобы насладиться чудом Акрополя, сюда следует приходить без греческого аккомпанемента. Я попыталась сойти с опасной стези:

– Интересно, где здесь была яма со змеями?

Никос удивился:

– Зачем?

– Ну как же, змея была знаком, а иногда даже воплощением царя Эрехтея, поэтому в храме содержали змей. А где-то рядом находилась Микейская цистерна – резервуар для сбора дождевой воды. И еще, говорят, здесь была могила Кекропа, первого царя Аттики.

Он чуть раздраженно покачал головой:

– Никогда не слышал.

Вот что получается, если больно много знаешь, рекомендую вам, Настасья Петровна, в дальнейшем демонстрировать эрудицию на лекции, а не в живой беседе. Гордого аборигена следовало умаслить: самолюбие штука деликатная, его надо щадить, и я пояснила, словно извиняясь:

– Я читаю курс культурологии, поэтому пересмотрела массу материалов. Знаете, как это у нас всегда было: теоретическая подготовка на высоте, а остальное – извините. Я, например, и надеяться не могла своими глазами увидеть то, о чем столько лет красиво рассказывала. Не знаю, как вас и благодарить, Никос, за этот подарок.

Мой спутник оттаял на глазах; мы еще побродили по Акрополю, он показал, где находились прежде жертвенник и гигантская статуя Афины Промахос (Воительницы) – блеск золотого наконечника ее копья был виден с кораблей в Пирейском порту – потом подвел к стене, окружающей цитадель. Город лежал внизу бескрайним морем – до горизонта. Я оглянулась на Парфенон; разрушенный с восточной стороны еще сильнее, он все же поражал своим величием. Боже мой, как мне хотелось вернуться сюда снова, чтобы увидеть это чудо при лунном свете, когда время замирает и оживают тени!

– Вы не устали? – заботливо спросил Никос.

– Что вы, как можно!

– Тогда нам пора, хочу показать вам театр Диониса, – он указал вниз, на огромную полукруглую чашу у юго-западного склона скалы.

Полчаса спустя мы бродили по истертым плитам проходов между скамьями, я садилась на теплые широкие сиденья, с разных точек разглядывая сцену, где когда-то проклинала изменника-мужа Медея, метался преследуемый Эриниями Орест, пророчествовала несчастная Кассандра – как давно и как вчера это было! Никос не торопил меня, и я была благодарна за это: я ведь понимала, сколько раз ему приходилось сопровождать гостей по этому маршруту.