«Нет, – убеждала она себя. – Я сильная. Это все происки сатаны. Мой жених – сэр Роберт Льюис – уж он-то точно не потерпит, чтобы его невеста думала о ком-то еще… Я его забуду. Я сделаю все, чтобы его забыть», – крикнула она кому-то в темноту. «Он – язычник, и нас ничто не может с ним связывать!»

В веселье шла Любовь; и на ладони

Мое держала сердце; а в руках

Несла мадонну, спящую смиренно…

Данте А.

На следующий день Лусия проснулась от собственного крика, растаявшего в звоне рынды. Что за чудовищный сон ей снился? Всякий раз, когда казалось, что она уже проснулась, сон снова и снова возвращался. И вот, отчаянно закричав, она наконец проснулась; проснулась с привкусом морской соли во рту. Постель была влажной, словно на Лусию ночью опрокинули корыто ледяной воды.

Ей снилось, будто она на палубе какого-то старинного судна. Ночь, темная, непроглядная, окутывает ее черным саваном, и кажется, что куда ни взглянешь, кругом бездна. Так тихо, будто все вымерло, и лишь слышно, как играет с колоколом налетающий порывистый ветер. А потом откуда-то выползает туман, серый, густой, как молочный кисель, и все ближе и ближе подползает к ногам девушки. Лусия сначала не замечает его. Она смотрит за борт, ищет, зовет кого-то, и бездна, словно акула, пытается проглотить ее…

Лусия старалась не верить в сны. По мнению дона Франсиско, пытаться истолковывать сны – большой грех, ведь в таком случае мы уподобляемся колдунам и ведьмам. Девушка наложила на себя крестное знамение и вышла из каюты…

На палубе сновали матросы. Одни закидывали сети, пытаясь поймать рыбу. Другие, закатав штаны и шлепая босыми ногами, драили палубу, проеденную морской солью и ветрами. Третьи, распевая пошленькую песенку, раскачивались в такт хода судна на «нитях» рангоута. Фрегат заметно сбавил скорость.

Матросы уже присмотрелись к женщине на борту и не оказывали ей столь явственных знаков внимания. Но всякий раз, когда девушка появлялась на палубе, они едва сдерживали улыбки и невольно замедляли работу. Вот и сейчас, как только показалась Лусия, песня матросов стала звонче, веселее, задористее.

Фокс, увидев Лусию, широко и дружески улыбнулся и вежливо поклонился.

– Как ваше самочувствие? – спросил он, вперив в нее круглые зеленые глаза. – Нам стало известно, что вы вчера загадочным образом потеряли сознание…

Девушка не нашлась, что ответить ему. Откуда они знали, что с ней случилось?! Неужели им все рассказал капитан? Может быть, они знают, что с ней произошло, даже больше того, что знает она?! И каким таким чудесным образом она оказалась в своей постели?! И разве можно спрашивать о подобном?! Она чувствовала смятение и невольный стыд.

– Я чувствую себя хорошо, – заверила Лусия старшего помощника, но вид ее был потрясающе красноречивым. Воспаленные уставшие глаза, опухшие веки, легкое подергивание скул. Во всем облике читалась уязвленная гордость и, вместе с тем, детская беззащитность.

– Неужели вас обидел капитан?! – прямо спросил Фокс и, не услышав от девушки опровержения, впервые за все время нахмурил брови.

– Наверное, я и впрямь не совсем здорова.

У Лусии снова закружилась голова и снова проявилась тошнота. Она схватилась за бортовые поручни, чтобы не упасть. То ли это морская болезнь давала о себе знать, то ли вчерашний обед… Но больше всего ее беспокоило другое…