Я увидела, как у него затрепетали крылья носа. Как свело от гнева лицо, и ему снова пришлось сомкнуть тяжелую, напряженную челюсть.

— Ты даже сегодня не можешь просто взять и согласиться, да?

— Я не буду соглашаться на то, что не хочу делать. И едва ли захочу повторить в будущем. Даже сегодня.

С долгую минуту Громов пожирал меня недовольным, даже уязвленным взглядом. Мне было трудно ему отказывать, еще труднее – отстаивать себя. И бил он в верные точки: в мое чувство вины. Бил, словно я соперник, словно я – его враг, чье сопротивление он должен преодолеть.

— Кирилл, не нужно устраивать эту борьбу, — раскрытой ладонью я накрыла его грудь в предостерегающем жестве. — И заставлять меня. Хочешь – давай сходим в ресторан вдвоем. Но на бандитский юбилей я с тобой не пойду.

Я старалась говорить мягко и спокойно – насколько могла. Хотя слышала, что мой собственный голос меня подводит и дрожит, вот-вот готовясь сорваться. Громов напирал – не словами даже, а своим видом. Широкие, расправленные плечи, гневный взгляд, сжатые в жесткую полоску губы... Он давил на меня, беспощадно и безжалостно. Потому что все еще злился.

Наконец, он отвел взгляд и недовольно цыкнул.

— Хорошо, — сказал он голосом, по которому сразу было понятно, что на самом деле ничего не «хорошо». — Я могу оставить тебя тут одну?

Я вспыхнула и разозлилась.

— У нас точно ничего не получится, если ты будешь каждый раз напоминать об этом! — сердито воскликнула я, указательным пальцем нажав ему на грудь, и почувствовала, как он мгновенно напрягся.

Я сделала его уязвимым. И ему это не нравилось.

— Ладно, — он смирил себя и выдохнул, теперь уже по-настоящему смягчившись, и я почувствовала его ладонь на своей пояснице.

Громов притянул меня к себе и просто обнял, уткнувшись носом в макушку, хотя я ожидала жесткого поцелуя.

Больше он ничего не сказал, и какое-то время мы стояли в восхитительной тишине, и он просто перебирал мои распущенные волосы. Если закрыть глаза, на мгновение можно было представить, что у меня все хорошо. У нас все хорошо.

— С тобой в доме останется Иваныч, я поеду с Мельником.

Я молча кивнула. Хорошо, что Громов не мог видеть мое лицо, на котором появилась довольная улыбка. Я даже не ожидала, что все так удачно сложится.

Он довольно быстро собрался и ушел, поцеловав меня на прощание. Я стояла в коридоре второго этажа и смотрела, как он спускался вниз по лестнице, и сердце почему-то щемило. Я знала, что обманывала его. И мне было за это стыдно.

Решив не терять ни минуты, я надела куртку и вышла на улицу спустя несколько минут, как машина с Громовым выехала за ворота. Но сделав круг по участку, в итоге я нашла дядю Сашу в доме, в небольшой комнатке для охраны, в которой я уже когда-то бывала.

Он пил чай с булкой, когда я постучала в дверь и вошла. И не могу сказать, что он обрадовался моему появлению.

— Он уехал, — зачем-то сообщила я. – Давайте поговорим?

— Проходи, ­— он кивнул на свободный стул за столом напротив него. — Хочешь чай?

Я качнула головой. На нервной почве я совсем не чувствовала голода.

— Я считаю, ты должна все рассказать Кириллу Олеговичу. Как есть, — с самого начала дядя Саша решил меня удивить. — Я тут пока пораскинул мозгами...

— Нет, — я невежливо перебила его, не дав договорить. — Странно, что это предложили вы. Человек, который знает Громова лучше многих. Да он бросится сразу же в омут с головой, еще штурмом пойдет брать Лубянку… и тогда что?!

Я не хотела, но голос сам подскочил до истеричных ноток в конце. От злости я хлопнула ладонью по столу, окинув дядю Сашу недоуменным взглядом. От него я, правда, такого не ожидала.