– Я самостоятельна, – уныло повторила Амисалла и, расцепив руки, стала горько глядеть в белые доски пола беседки, казавшиеся хрустальными в свете солнца. – Папа, я не подведу тебя. Почему ты мне не веришь?!

– В Хевилоне тоже есть медицинский университет. Почему ты не поступишь туда?

– Потому что там… потому что… потому что… – потерявшись, она забродила рассеянным взглядом вокруг. Та причина, что тянула её в Империю, вовсе не была связана с университетом, но она боялась сказать это родителям, которые, похоже, ничуть не тосковали по своей родине. Едва вытянув из ёжащейся памяти нужный предлог, она даже радостно вздохнула, вскинула голову и воскликнула: – Потому что это лучший университет в мире, как вы не понимаете?!

– Не всё золото, что блестит, – глубокомысленно изрекла госпожа Виллиэн и, откинувшись на спинку стула, поднесла к губам чашку с чаем.

– Ну… да… – осторожно наклонив голову, подтвердила Амисалла. – Но ведь именно имперских врачей приглашают даже к нам, в Хевилон, так не значит ли…

– Амисалла, ты никуда не поедешь.

Наклонив голову ещё ниже, она тяжело дышала в попытке сдержаться и не сделать того, о чём потом очень горько пожалеет. Родители, конечно, видели, как она борется с собой, скрипит зубами и сверкает глазами, но они предпочитали делать вид, будто бы ничего особенного не происходит.

«Они лишили меня мечты всей моей жизни!» – озлобленно подумала Амисалла и пнула ножку стола, но так, чтобы не обратить на это особенного внимания отца и матери. Сосредоточенно изучая вздувшиеся вены на своих сжатых кулаках, она старалась как можно плотнее сжимать веки, моргая: чтобы её воображению не представлялись насмешливо улыбающиеся соперницы по пансиону.

«Ах, бедная Амисалла, нам так жаль, что ты не смогла поступить в университет в Империи… Но пойми, дорогуша, там такие высокие требования к студентам… конечно, твои родители не хотели, чтобы ты разочаровалась и поняла, что ты не самая умная…»

«Ненавижу, – мысленно цедила про себя Амисалла, ещё не определившись вполне, кого и за что она ненавидит, – ненавижу, ненавижу, не смогу вытерпеть! Ну почему же так?!»

– Амисалла? – окликнула её мать и она, вдруг почувствовав позыв воскрешающейся надежды, с готовностью вскинула голову.

– Да?

– Думаю, ты на нас не обижаешься.

Что-то светлое и сильное уныло потускнело и погасло в её душе. Скупо кивнув, она опустила взгляд к своим коленям и пробормотала:

– Конечно, нет.

– Вода! Ты вода! – вдруг прорвав воздух звонким криком, объявившаяся позади Линна набросилась на Амисаллу сзади и повисла у неё на шее.

– Пошли играть! – Лиордан нетерпеливо приплясывал за спинкой её кресла. – Что ты сидишь сиднем с таким мрачным видом; давай лучше проветримся и повеселимся!

– Не хочу я веселиться… – пробормотала Амисалла и стряхнула со своей шеи руки сестры.

Лица Линны и Лиордана вытянулись, и она почувствовала прилив бешеной злобы, усмотрев в горечи, наводнившей их глаза, свою очередную ошибку. Ей вовсе не хотелось бросаться в глупые игры, когда хотелось свернуться калачиком под одеялом и выплакать весь свой гнев и разочарование, но эта недоумённая боль в глазах дорогих ей людей, не повинных ни в чём, перевешивали собственные чувства. Она с усилием натянула на лицо улыбку и подала руку Линне, подозрительно хлюпавшей веснушчатым носом:

– А впрочем… почему бы и нет?

– Да, да, да! – разразившись бодрыми кличами, брат и сестра вновь запрыгали вокруг неё.

И было что-то такое светлое и нежное в их лицах и наивных, добрых взглядах, устремлённых на неё, что всякая обида на отца и на мать отошла и забылась. А ведь именно для того, чтобы не допустить ссоры, Лиордан и Линна так вовремя подкрались сюда.