– Привет, Руна, кого будем осматривать сегодня? – сквозь медицинскую маску проговорила Агот.

– Думаю, это галка.

Я положила птицу на свободное место стола и отошла. Доктор аккуратно развернула шарф. Ей было достаточно взгляда, чтобы выдать, свой вердикт:

– Сожалею, но птице уже ничем не помочь, – Агот помедлила, но, увидев мое опечаленное лицо, добавила. – Я лишь могу облегчить ее страдание.

Я кивнула, а доктор подошла к шкафчику с медикаментами, быстро набрала из какой-то ампулы жидкость в шприц и вернулась к столу. Отогнула правое крыло у галки и ввела раствор.

На мгновение птица ожила. Ее глаза широко раскрылись, лапки с крыльями задергались. Во мне вспыхнула надежда. А после так же быстро угасла. Галка обмякла на столе, а ее глазки, закатившись, закрылись.

Агот сняла перчатки с маской, бросила их в урну возле умывальника и спросила:

– Как ты?

– Не представляю, как вы сталкиваетесь со смертью животных каждый день.

– Не совсем каждый, в большинстве своем моя работа лечить, а не усыплять, – с милосердной улыбкой проговорила Агот. – Руна ты добрая девочка, но ты должна понять, что смерть – это неизбежный цикл жизни.

По дороге домой я думала о призраке Варди. Каждый раз, когда он появлялся, то подносил указательный палец к своим губам, словно призывал молчать и внимательно его слушать. Но как мне нужно было его слушать, если он никогда ничего не говорил?

Мне бы хотелось рассказать кому-то о Варди кроме Бринт, но я и так хожу к школьному психологу. А уж если начну болтать о призраках направо и налево, меня запрут в местной психушке Ларссона, чего бы мне совсем не хотелось. К тому же я уже как-то собиралась рассказать о том, что вижу, Ханне. Она в тот первый сеанс сказала: «Призраки прошлого могут преследовать нас всю жизнь».

Может, Варди – это мое проклятье?

Машина остановилась перед нашей семейной лавкой «Кристалл». Магазинчик располагался на достаточно оживленной улице. А все благодаря пекарне, что находилась через два дома от нас. Излюбленное место подростков благодаря сладкому капучино и рогаликам с корицей. По выходным и в будни люди частенько шныряли тут и там. Покупатели не обходили и Кристалл. Но по большому счету большинство из них только глазели, самые же редкие, наверное, туристы, набивали сумки до отвала.

По выходным мне приходилось стоять за прилавком вместо мамы. В целом работа была непыльной, подавать покупателям понравившиеся безделушки, среди которых можно было отыскать редкостный хлам.

Мы шагнули навстречу нашим владениям и, как и с утра, мне в нос ударил резкий запах сушеных трав, что были подвешены на веревках под потолком. Честно говоря, не знаю, как вообще к нам кто-то заглядывал, ведь один единственный запах мог сбить с ног даже слона.

Мама щелкнула выключателем и помещение озарилось приглушенным светом желтых настенных ламп, в свете которых заблестела позолота на антиквариате. По полу зацокали четыре лапы пса Анники и из-за шторки, разделяющей магазин и дом, показалась серая морда Чехословакского влчака. Бросившись к своей хозяйке, пес возбужденно взвыл, взялся скакать на месте и яростно махать хвостом. А увидев в руках Анники покупки с едой из кафе и почувствовав исходящий от них запах, Варс и вовсе сошел с ума. Анника хмуро зыркнула на пса и поспешила в кухню. Пес последовал за ней, с тем же звуком цоканья лап.

Внутри помещение нашей лавки походило на склад со старьем. Но если присмотреться, можно было различить «полезные» для кого-то вещи. В открытых стеллажах стояли всевозможные фигурки, как фарфоровые, так и из набитых животных. Таксидермия меня никогда не привлекала. Я всегда старалась помочь уличным бродягам, а иной раз и облегчить им жизнь, пристроив в приют.