Начальник «Севрыбы», крупный, похожий на добродушного медведя, умный и деловой дядька, вызвал к себе все руководство «Севрыбпромразведки». Они входили в большой просторный кабинет, как побитые собаки, непроизвольно шевеля губами – репетировали оправдания.

Огромный начальник молча просматривал какие-то бумаги, опустив круглую коротко стриженую голову, и был мрачен, как никогда. Мельком подняв взгляд на входящих, он показал, что ему противен даже сам их вид, и отвернулся к окну. Вызванные сгрудились кучкой у дальнего конца полированного, внушительных размеров, стола для совещаний.

– Здравствуйте, Михаил Иванович! Можно садиться?

– Садитесь – с презрением в голосе бросил им начальник, по-прежнему глядя в окно.

Все расселись. Повисла гнетущая тишина. Михаил Иванович все так же смотрел куда-то в пространство за стеклом, незаслуженно именуемое Центральным городским парком: деревьев там не было.

Наконец, он повернул к сидящим хмурое лицо и негромко спросил:

– Ну, что? Доигрались, падлы?

– Михаил Иванович, судов не хватает. Надо чаще расставлять. Вот…

Оправдывающегося прервал оглушительный звук, похожий на выстрел – это Михаил Иванович схватил кожаную папку и хлестко шлепнул ей по столу.

– Вы только и знаете, суки, что просить новые корабли! Вас послушать – так весь флот надо передать в промразведку! А ловить кто будет? Стоимость каждого корабля в сутки – кооперативная квартира! До каких пор вы будете искать рыбу квадратно-гнездовым способом? У вас там полные отделы ученых! Ну, и разработайте хоть какую-нибудь теорию, которая бы сказала – мойва пойдет так, или так. Что-то же заставляет ее менять свой маршрут? Это же не просто так! Я – не ихтиолог, не океанолог – и то это понимаю! А вы? Хрена вы там сидите, штаны протираете? Не можете – уйдите, пусть придут те, кто может!

Антон Антонович с Егором вошли в тот же кабинет через полгода после того памятного совещания.

Михаил Иванович вышел из-за стола им навстречу с приветливой улыбкой:

– Экспедиция, значит? Из Москвы? Мне звонили. Ну-ка, показывайте, что там за карты вы разработали.

Шеф обернулся к Егору:

– Доставай.

Егор разложил на большом столе для совещаний карты фронтов Баренцева моря, нарисованные им еще в Москве, на базе.

– Так-так-так… – Михаил Иванович с любопытством склонился над картами. – Меня интересует ноябрь-декабрь прошлого года.

– Вот, – показал Егор.

– О! – ткнул пальцем в карту Михаил Иванович. – Вот это – что за петля?

– Так изогнулся фронт. Образовался вот такой карман холодных вод.

– Вот. Так я и знал, ёлки-палки! Здесь она и собралась. А наши охламоны прохлопали. Сейчас. Погодите, мужики.

Михаил Иванович вернулся к своему рабочему столу, сел, выдвинул один из ящиков и достал оттуда папку. Отыскав в ней какой-то листок, он вынул его и, вернувшись к столу для совещаний, положил рядом с привезенными материалами. Егор увидел, что это тоже карта Баренцева моря, только, конечно, без фронтов. Она, скорее, напоминала схему военных действий, с бесформенными заштрихованными пятнами скоплений войск и широкими стрелками направлений главных ударов. И самая крупная и длинная стрелка как раз совпадала по координатам с той петлей, которая была на карте Егора.

– Я же своим и говорю: ищите причину! Понимаешь?

– Извините, Михаил Иванович, – Егор не понимал. – Что означают эти стрелки?

– Мойва! Вот так она зимой прошла на нерест. И, если ваша карта не врет, то, значит, мойва почувствовала ваш фронт, уткнулась в него, накопилась в этом кармане, а потом прорвалась и ушла в Норвегию.

– Конечно, Михаил Иванович! – вмешался шеф. – Вы абсолютно правы. Это мы тут можем одеться-раздеться по погоде, а у рыбы ведь в воде шубы нет, она все чувствует на своей шкуре, и, чтобы пересечь резкую температурную границу, ей требуется время на адаптацию. Поэтому она и накапливается на фронте, и собирается в его изгибах – меандрах.