– Ой, не будь таким серьезным, Жорж! – ответил Тищенко, подмигнув. – На самом деле у соседей твоих, певца этого непутевого, из статистов частной оперы Зимина, как его там?..

– …Миши Новгородцева, – подсказали другие полицейские.

– Вот, да, у него стырили семьдесят пять рублей! А у хозяйки твоей – дорогой сервиз, из которого она запивала чаем конфетки фабрики Сиу. И у студентов, которые у тебя за стенкой, тоже что-то пропало. Хотя что с них взять-то? Но говорят, даже панталоны умыкнули из соседней прачечной!

– Во дела, – Ратманов впервые улыбнулся, хоть и кривенько. – Панталоны, говоришь? Надо же, как же они живут-то теперь без них?

– А вот так! – Тищенко вновь захохотал, а чуть-чуть успокоившись, продолжил: – Понятно, что подозрение сразу пало на двух девиц с Драчевки[20], с которыми ваш Новгородцев позволял себе всякое, знаете ли… Но где их теперь сыщешь?!

– На Драчевке, – улыбнулся Ратманов, чем немного разрядил обстановку.

Вместе с тем он чувствовал и собственную если не вину, то ответственность за происходящее. Все-таки полицейский, живущий в одной с ними квартире и у которого вроде бы ничего не пропало.

– В последнее время я был немного занят, – напомнил он. – А тут такое.

– Да я все понимаю! – отмахнулся Тищенко. – Но ты держи ухо востро, а то вдруг еще что пропадет, а силы нашей полиции не безграничны!

После чего под общее улюлюканье полицейские покинули комнату. А Ратманов едва дождался, пока все уйдут, чтобы быстро раскидать в разные стороны старые доски пола. Ведь там был тайник с оружием, оставшимся от его прежней воровской жизни.

«Фу, пронесло!» – подумал он, удостоверившись, что все на месте. Но что теперь делать с этим добром? В новом статусе, в каком отныне пребывал Ратманов? И в квартире, с которой в ближайшее время он надеялся съехать?

Тем же утром пока еще вольнонаемный агент сыскной полиции второго разряда уверенной поступью зашагал по направлению к Малому Гнездниковскому переулку. До штаб-квартиры его службы было не так уж далеко. А добравшись до места, он остановился у входа. Потому как путь ему преградила ж… спина немолодого дворника, также трудившегося на полицию[21].

– С добрым утром, Каллистрат!

– С добрым. Ну конечно. Вы сами-то себя слышите? – проворчал старик, продолжая мести и перекрывать собой вход.

– Что-то не так, Каллистрат? – вежливо осведомился Ратманов.

– Да как вам сказать… – отряхнув руки о потертый фартук, дворник наконец разогнулся. – Оплата нашего труда, знаете ли, не радует. За что мы тут служим? За Бога, Царя али Отечество? Полицейские начальники в конец охренели! Ни уважения, ни понимания… А мы, как ни старайся, а все одно, будто невидимки!

Георгий поймал себя на мысли, что и он никогда всерьез не интересовался у этих людей, чем они живут.

– Да, времена нынче трудные, – согласился он. – Но ты держись, Каллистрат, скоро все изменится.

– Эх, надеяться не вредно, – вздохнул старик. – А вы идите, хороший вы человек.

Ратманову захотелось возразить. Но он сдержался и зашел в здание.

В коридорах управления царила привычная суета: голоса, шаги, звон шпор и шум от печатных машинок. Жора то и дело здоровался с сослуживцами, а те бросали на него заинтересованные взгляды. Очереди к Кошко на этот раз не было, и Ратманов быстрым шагом прошел в кабинет своего главного начальника.

– Георгий! – радостно воскликнул знаменитый сыщик, отложив в сторону все бумаги. – Как хорошо, что ты пришел! Чай? Сладости? У меня тут есть для тебя прянички, калачи, медовые пирожки… – он с улыбкой указал на стол, уставленный лакомствами.

– С удовольствием, Аркадий Францевич! – ответил Ратманов, усаживаясь и спросив не без легкой издевки, теперь он имел на это право: – А как насчет кофе? Нет ли у вас чего экзотического? А то обычный я не люблю.