Психологическая установка относится к числу наиболее изучаемых, но при этом наименее изученных проблем в области социологии и психологии. Явления установки начали изучать еще в XIX веке, когда было установлено, что каждому индивиду в силу присущих ему установок (или диспозиций[136]) свойственна готовность к определенным поведенческим актам, действиям, поступкам, а также к их последовательности.

В психологии проблематику установки личности рассматривают сквозь призму личностных отношений (В. Н. Мясищев), направленности (Л. И. Божович), проявления целостности психических свойств и процессов (Д. Н. Узнадзе).

В частности, Д. Н. Узнадзе видит в ней «готовность организма, субъекта к определенной деятельности в соответствии с конкретными условиями, потребностью и ситуацией ее удовлетворения»[137]. Автор справедливо замечает, что «поведение, как бы и где бы оно ни возникало, определяется воздействием окружающей действительности не непосредственно, а прежде всего опосредованно – через целостное отражение этой последней в субъекте деятельности, т. е. через его установку»[138]. Подтверждение этому тезису мы встречаем в философских исследованиях, где отмечается, что «установка является не отдельным психическим феноменом, а целостным личностным состоянием, возникающим на основе отражения действительности. В свою очередь, она оказывает дальнейшее влияние на процессы предстоящего отражения. Установка создает у субъекта дифференцированное отношение, избирательную готовность к предстоящим внешним воздействиям и влияет на протекание и направленность последующих актов осознанного отражения и поведения[139].

Рассматривая диспозиционное (установочное) поведение как определенное социальное поведение, психологи предлагают выделять четыре уровня установок:

– первый уровень составляют элементарные фиксированные диспозиции, посредством которых регулируются непосредственные реакции субъекта на ситуацию;

– установки второго уровня формируются на основе потребности человека в общении. Этот уровень регулирует поступки личности в типичных для него ситуациях.

– Третий уровень имеет дело с такими диспозициями, в которых фиксируется общая направленность интересов личности в конкретной сфере общественной жизни. На этом уровне регулируются уже некоторые системы поступков и социальное поведение.

– И, наконец, высший (четвертый) уровень образует система ценностных ориентаций личности. Этот уровень регулирует целостность социального поведения и деятельности личности[140].

Применительно к личности потерпевшего и его провоцирующему поведению особого внимания заслуживает высший уровень установок – ценностная ориентация личности.

В уголовно-правовой литературе именно преступник традиционно рассматривается как лицо, имеющее ярко выраженную антисоциальную направленность (или установку). В частности, А. Н. Костенко утверждает, что «преступник отличается от нравственно здорового человека модусом личности: преступник имеет индивидуалистический модус личности, а нравственно здоровый человек – коллективистский… Все преступники, без какого-либо исключения, потому и преступники, что они имеют индивидуалистическую установку. Иначе и быть не может. Ведь само криминальное поведение – это проявление индивидуализма»[141].

С этой позицией трудно согласиться по нескольким причинам. Во-первых, не следует придавать негативную окраску стремлению человека к выражению своей индивидуальности и критиковать его обращение к собственным нуждам. В этом нет ничего, заслуживающего осуждения. Любой человек соотносит свои поступки прежде всего с собственными потребностями и интересами, а уж затем – с интересами отдельных социальных групп или общества в целом.