На это девушка вытащила очередной листочек из тетради, красивыми ровными цифрами написала свой номер, и положила этот листок перед ним.

– Позвони мне. Или напиши, можем завтра после обеда встретиться.

– Хорошо, я напишу. Не звони мне, я не возьму трубку, тоже напиши.

На это она кивнула, и, положив тетрадь обратно в сумку, ушла.

Он никогда никому не звонил, и на звонки тоже не отвечал. Он не знал почему, но просто не мог этого сделать. Даже на прием к врачу его записывали родители. Откуда была эта паника, поднять трубку, или набрать номер? Когда-то он пытался это понять, развернуть, осознать, но у него не вышло. Поэтому, он просто плюнул на этот факт и решил, что даже с этой мелочью он все равно прекрасен. Единственный человек, чьи звонки он принимал – это была мама. На то были две причины. Первая – он знает ее всю свою жизнь. И вторая – отец никогда не звонил.

В тот вечер он шел домой в каком-то странном приподнятом настроении, непонятном и немного пугающем. Это было предвкушение, или волнение? Он не знал. Но единственное, что он понял точно – ему нравится это чувствовать. Даже несмотря на то, что все новое он всегда воспринимал с трудом.

Яркое осеннее солнце уже не слепило глаза, но все еще приятно грело щеки, хотя пальцы уже порядком замерзали. Он медленно шагает по тропинке, иногда пиная опавшие листья, заставляя их подниматься ненадолго вихрем в воздух. В руках фотоаппарат, а рядом девушка, что вышагивает так же медленно. Она наслаждается прогулкой, смотрит куда-то вдаль, или наверх, где кроны деревьев сплетаются с лучами солнца. Сегодня она как будто какая-то другая, не такая, какой он помнит ее в универе, и не может разобраться нравится ему это или нет. Он отстает на несколько шагов, делает кадры со спины, один, второй, третий и все дальше. Хорошо выходит, она так естественно смотрится на снимках, на экране, как будто и должна там быть. Пять, шесть… Девушка на экране оборачивается, восемь, девять. Вот она уже не стоит спиной, а на ее лицо падает солнечный свет. На ее длинные каштановые волосы, на губы, которые улыбаются. Она похожа на героиню из сказов, загадочную лесную деву, являющуюся путникам. Зачем? Никто не знает, но все ее побаиваются. Он приближает кадр, двенадцать, настраивает фокус четче, ловит локон, подхваченный ветром, восемнадцать, девятнадцать. Она смеется, и не понятно, это потому, что ей и правда весело, или потому, что хочет смеяться на кадре. Не важно, она смеется, и хочется это остановить во времени, двадцать три. Она кружится, раскинув руки в стороны и запрокинув голову наверх, возможно, она хочет увидеть сами звезды, сквозь деревья, сквозь синее небо. Он сбился со счета.

Девушка в объективе машет ему рукой, приглашая пойти за ней, а когда он подходит ближе, кивает в сторону, указывая на тоненькую тропку, больше похожую на лесную. Они молча сходят с облагороженной дорожки, здесь шаги слышатся мягко, слегка шуршат. Она облокачивается о толстый черный ствол дерева, и ему кажется, что все сказки на свете реальность. Раз, два, три… Щелкает затвор фотоаппарата, в объективе остаются навсегда остановленные моменты.

– Что ты чувствуешь, когда фотографируешь? – Неожиданно задает вопрос она.

– Свободу и контроль.

– Как противоречиво, тебе не кажется?

– Нет, свобода – это всегда про контроль.

– Поясни.

– Ну смотри, в своей свободе я сейчас волен пойти куда угодно. Дальше по этой тропинке с тобой, вернуться обратно, или вообще сойти с любых троп. И я могу свободно выбрать все, что угодно, но, когда выбор сделан, я должен убедиться, что буду следовать этому выбору. Поэтому, я буду контролировать каждый свой шаг, подтверждая этим свою свободу.