И Альбина неожиданно, широко перекрестилась. Саша даже вздрогнула.

– Пойду поищу газетки, свои картины переложить, – сообщила ей хозяйка магазина. – А вы быстренько ориентирутесь, выбирайте себе что-нибудь. А то потом, глядите, тетка опомнится и цену взвинтит!

И она вышла из комнаты. Саша еще раз взглянула на портрет Кати. Сумасшедшая? Может быть. Слишком напряженная поза, слишком пустые глаза. А может, это было художественное преувеличение. Девушка перешла к другим портретам. На нескольких из них был изображен подросток с ярко-голубыми глазами – совсем как у Нины Дмитриевны. Наверное, это и был Артем, который погиб вместе с матерью. У Саши почему-то сжалось сердце – мальчик смотрел так спокойно и весело, и глаза у него были совсем живые – не то что на портрете Кати. Она поспешила перейти к другим полотнам. В основном Корзухин изображал женщин и детей. Одни портреты удались ему лучше, другие – куда хуже. Было видно, что художник работал очень неровно. С чем это было связано? С его пьянством, исчезновениями из дома, с каким-то внутренним надломом, о котором упоминала Альбина?

Один портрет увлек Сашу так, что она просто не могла от него оторваться. Он был написан маслом на холсте и лаком не покрывался. Картина изрядно запылилась, да и пострадала от пены… Но девушка уже не обращала на это внимания. Что-то поражало ее в этом портрете, а что – она никак не понимала.

На картине была изображена очень молодая девушка – худенькая, с неразвитой подростковой грудью, узкими плечами. Ее смуглая кожа казалась еще темнее по контрасту с легким белым сарафаном. Блестящие черные глаза с голубыми белками, полные, смеющиеся губы, тонкая золотая цепочка на худых, выпирающих ключицах… Девушка была изображена на природе, на ярком дневном солнце. Она сидела на посеревшем от дождей бревне, неловко подогнув босые ноги, щурясь от солнца. А солнца в тот день, наверное, было много – молодая яркая трава так и блестела.

Саша взяла картину и подошла с ней к окну. Она не могла оторвать глаз от лица девушки – таким живым, таким необычным оно ей показалось. «Да, это настоящее… – подумала она. – Оказывается, он мог и так рисовать… Странно, что все его забыли. Какого же года картина?» Она разобрала в углу знакомую уже подпись и две цифры – 7 и 6. И тут ее будто окатило горячей волной. Эта трава, это толстое, выщербленное топором бревно, на котором, наверное, кололи щепу для самовара… Она помнила его! Там, на уничтоженной картине, среди кустов малины… Оно лежало там, но было нарисовано в другом ракурсе! И год написания картины был тот же самый. А вот день, наверное, другой. На уничтоженной картине солнце закрывали мглистые, грозовые тучи. А на этой неба вовсе не было видно, но по всему понятно – в тот день не было ни облачка.

У девушки от волнения задрожали руки. Она и сама не знала, почему так разволновалась. Конечно, она узнала местность, но как ей это поможет? Ведь на этом портрете больше не было никаких пейзажных деталей. Только трава. Что скрывалось за темным пятном на уничтоженной картине – Саша так и не знала.

– А, вот это у него ничего себе получилось! – раздался у нее за плечом голос Альбины. Саша так и подскочила, она успела забыть обо всем на свете.

– Приличная вещь, только мне не подходит, надо что-нибудь более нейтральное, – Альбина вернулась с ворохом старых газет и теперь очень ловко перекладывала отобранные картины бумагой и сворачивала их в рулоны. – Я вам вот что советую – предложите старухе за нее рублей триста, а если не согласится – торгуйтесь. Ловите момент, такое может больше не повториться.