Но Женьке все равно. Она вжимается в меня и так двигает губами, что я тоже забываю, где нахожусь. Все вокруг заволакивает туман. Сейчас существуют только она и я! Больше – никого!

Наши губы разлепляются, ее влажное дыхание совсем рядом. Между нашими лицами меньше сантиметра.

– Женька, милая…, – нужны какие-то слова, но их у меня нет. В голове сладкая пустота. Я прижимаю гибкое тело, остро ловя новые неизведанные ощущения. – Женька…

– Потом, потом, – ее пальчик игриво нажимает на мои губы. Хочется его куснуть.

– Ты ради меня пришла?

– Не только, – ее руки соскальзывают по плечам и упираются в грудь.

Я впервые так близко вижу бездонные омуты карих глаз. В них можно утонуть. Взгляд затуманен. Дуги бровей, как профиль накатывающейся волны. У переносицы гуще, утончаются к краям. В глазах есть что-то восточное – страсть и тайна.

– А к кому еще?

– Мне хвосты надо сдать…

– Так сессия же была в июне?

– Я с Юрой в Ялту ездила. – Она мягко отстраняется. Когда она серьезна, ее сжатые губы приобретают идеальную форму – галочка посередине верхней, прогибающаяся дуга нижней.

– Я тебе еще ничего не рассказал, – спешу сказать я, чувствуя, что она исчезает.

– Мне назначено. Ждут. – Она нежно улыбается, губы меняют форму – верхняя растягивается в линию, но нижняя сохраняет дугообразный изгиб. – Тиша, приходи ко мне вечером…

Она быстро скользит по коридору и вбегает по лестнице. Я упрямо тащусь за ней.

– Не ходи за мной! – строго машет она, брови вновь хмурятся.

Она около широкой двустворчатой двери. Один раз ударяет костяшками пальцев. Дверь торопливо распахивается, словно кто-то дежурил с той стороны. Сальные выпученные глазки на горбоносом лице встречают ее. Женя скрывается за дверью. Щелкает замок.

В коридоре неприятная тишина. Я плетусь к незнакомому кабинету, смотрю на табличку: Амбарцумов Левон Суренович. Декан.

Зачем в таком легкомысленном платье она пришла к декану? Почему дверь закрыли на замок? А как на нее смотрел этот лысый коршун!

Я замахиваюсь кулаком и хочу стучать в ненавистную дверь. Но рука безвольно опускается. Я сажусь на ступеньки и жду. Время тянется медленно. На меня натыкаются редкие сотрудники. Глупо! Как все глупо!

Я ухожу. К Ирине вернуться почему-то стыдно.

Я в лаборатории. Евтушенко склонился над бумагами. Карпова прильнула к нему и жадно ловит объяснения.

– Что там с алгоритмом? – спрашиваю я.

Карпова изучающе меня рассматривает. Видимо ее удовлетворяет мой растерянный вид, и она улыбается. Ее плечо демонстративно соприкасается с Сашиным. Евтушенко близоруко щурится. Он без очков.

– Мы уже все придумали. Количество итераций сокращается на порядок, – сообщает он.

– Да! – поддакивает Карпова, еще теснее прижимаясь к Саше. – Пока некоторые развлекаются, мы работаем.

У меня такое впечатление, что я здесь лишний.

– Молодцы, – одобрительно бурчу, хотя в голосе равнодушие.

«Вечером… Женя обещала вечером…», – сладко вспоминаю я.

Мне не хочется корпеть над формулами и операторами. Я думаю только о Жене. Вечер, побыстрее наступил бы вечер. Воображение рисует нечто сладко-туманное, до сих пор неизведанное. Я и она в спальне. Полумрак, объятия, близость…


Но реальность оказалось совсем иной.

Душная кубатура шкафа вместо мягкой постели.

Глава 9

Сжавшись калачиком, я сидел в платяном шкафу. Когда в последний раз я залезал в шкаф? Наверное, лет в шесть, играя в прятки. Тогда был азарт и возбуждение от игры. А сейчас двадцатилетний дылда, стыдливо притаился, обхватив колени, среди женских платьев.

В шкаф меня запихнула Женя Русинова. Я и возразить не успел. Не до того было. Мы разговаривали наедине, когда в дверь неожиданно позвонили.