«Этот купец взял меня с собой, чтобы я развлекал его в дороге!» – эта мысль задела его самолюбие и заставила сделать паузу. Абдулл отложить перо, чтобы не испортить текст. В воображении тут же всплыло лицо Салима. Мысленно Абдулл представил, как отрарский купец спросил: «Почему же ты не сказал прямо, не объяснил?»

– Не знаю, наверное, не хватило духу… Кто знает, что меня ждало в этом путешествии? Почему я должен был ехать туда, куда не желаю?! Меня влечет совсем в другую сторону. В города, где процветают науки, искусства и поэзия! – вслух произнёс Абдулл, но, спохватившись, встряхнул головой, разгоняя наваждение.

Он тихо рассмеялся, вспомнив, как во время разговора с Салимом изображал из себя софийского последователя, критиковал взгляды и ремесло своего спасителя, а тот спорил с ним. Ему было невдомек, что Абдулл провоцировал его, чтобы поссориться и отдалиться. Узнав о встречном караване, он решил, что это был шанс вернуться обратно. Днем во время водопоя он отвел мула на стоянку хорезмийцев, договорился с охранником и на рассвете присоединился к ним.

Уже будучи в пути Абдулл обратился к караван-баши:

– Позвольте мне ехать в вашем обществе, окажите свою защиту бродячесу поэту! – Абдулл пояснял, что не по своей воле ехал в отрарском караване, и что у него нет денег, чтобы заплатить.

Он договорился, что по прибытию в Баласагун отдаст в уплату своего мула. Не заезжая в город Абдулл расстался с мулом и присоединился к другому каравану, состоявшего из суфийских паломников, проповедников и бродячих строителей. Караван направлялся в Тараз. Сердобольные дервиши приняли его, поделились едой, водой и усадили рядом с погонщиком верблюдов.

Прибыв в Тараз, он первым делом отправился в местную мечеть, где договорился с имамом о переписке хадисов. Работая над заказом, Абдулл редко выходил в город, лишь чувство голода заставляло его откладывать калам. Он шел на ближайший рынок к съестным лавкам.

Аппетитный вид кебабов из свежей баранины, кавурдаков из печени, всевозможных пирожков с разнообразными начинками, печеной самсы, сочных птичьих тушек и дымящегося плова кружили голову голодному поэту. Настоящим мучением была для него прогулка среди всего этого изобилия. Острые, пряные, возбуждающие и распаляющие аппетит запахи ударяли в нос, заставляя ускорять шаг. Стараясь обходить манящие и изобилующие ароматными блюдами прилавки, Абдулл подходил к скромным столикам с лепешками и айраном. Перекусив и вдохнув запах свежеиспеченного хлеба, напоминавших ему лепешки из Испиджаба, Абдулл возвращался по узким улицам Тараза в свою комнату.

Все эти запахи, суета галдящей толпы, беготня детворы вдоль городских арыков за деревянными лодочками, смиренно идущие ученики медресе, одинаково одетые в светлые домотканые халаты, напомнили Абдуллу его родной город. Он покинул его в пятнадцать лет. Он часто воспоминал, как мать заворачивала еще теплый хлеб в белую ткань и укладывала в его сумку, провожая в медресе, как отец повторял слова об усидчивости и терпении, как журчала вода в арыке у дома, как смешно передразнивал учителя-богослова его друг Юлдаш.

Когда Абдулл решил уехать с караваном в Сыгнак, оставшись один после гибели отца и дяди на войне, Юлдаш не хотел понять и принять этого, задавая наивные вопросы, от которых у Абдулла наворачивались слезы:

– Почему? А с кем я буду ходить в медресе? В библиотеку? Бегать на рынок, смотреть на бродячих артистов? С кем я буду мечтать о славе, подобной Аль Фараби, соревноваться в стрельбе из лука и в написании текстов красивым письмом, заглядывать в паланкины девушек из цитадели, когда их несут по базару? С кем буду глядеть на звездное небо, лежа на крыше нашего дома?!