Вот какие женщины на самом деле нравились Нейту. Не восьмиклассницы.

Фастер всхлипнула. Отчего-то в этот раз она держалась, чтобы не разрыдаться снова. Медленно вернулась к себе во мрачную комнату с узким, коротким диваном, и обреченно на него прилегла. Затем стала заворачиваться в колючий, белый, но за то теплый плед. Почему-то в голове сейчас не было ни одной мысли. Словно девушку вырвали из реальности, в одночасье разрушили все прошлые уверения и догмы. Разрушили планы, мечты. Желания и стремления. Больше ничего не было, пустота. Пустота, которая играючи танцевала на нервах, и заставляла сердце биться в ритме тахикардии.

Пустота. Что теперь будет? Он сказал, снимет квартиру. Значит, она будет жить одна. Сама как-то готовить себе еду, перестилать постель. Сама как-то… за собой ухаживать. Однако, почему-то, все это не пугало. Ничего страшного, можно заваривать лапшу. Есть сырые овощи, колбасу. Еду для микроволновки. Ничего страшного, она справится. Да и постель… потихоньку можно заправить. Если одеяло будет маленьким, приноровиться не так уж и сложно. А с подушками она справится на раз-два.

Это не пугало. Пугал тот факт, что он будет приносить ей еду. Смотреть в глаза. Платить коммунальные услуги, и все прочее. А она… будет видеть его лицо. То, которое любила больше всего, и до которого больше никогда не сможет дотянуться. Лицо самого лучшего на свете человека, холодное и пустое. Равнодушное и отчужденное.

Казалось, если она не будет видеть его совсем, будет адски больно. Но видеть таким… тоже. Не лучше и не хуже. Все больно. Настолько, что хотелось сломать то, на чем стоял свет. В одночасье забыться. Исчезнуть.

В следующую секунду Фастер вздрогнула, и широко раскрыла глаза. Казалось, за стеной послышала тяжелый, женский стон. По телу тут же поползли мурашки, а влага из без того мокрых глаз полилась на плед. Еще стон. Опять. Эмма схватилась за лицо и, все-таки, тихо разрыдалась. Тихо, чтобы никто не слышал. Чтобы её не посчитали печальным клоуном.

В исступлении, она схватила небольшую декоративную подушечку, и накрыла ею голову. Однако, легче не становилось. Стоны словно прорезали все вокруг: стены, мебель, воздух.

Душу.

Он физически любил другую. Ему… было хорошо с ней. Скорее всего, он этого хотел, думал об этом. Возможно даже… представлял её на месте Фастер, когда у них что-то было. Хотел, и вот, наконец, получил. Эти протяжные звуки были тому доказательством. Долгие и страстные, как из самых искренних порнофильмов.

Хотелось исчезнуть. Навсегда.

* * *

Она вздрагивала в тяжелой дремоте, и тут же засыпала снова. Дрожала, плед оказался слишком коротким, и постоянно мерзли ноги. Отовсюду задувал холодный сквозняк. Когда небо посветлело, и проявились очертания деревьев, Эмма едва разлепила веки. Пальцы на руках казались чужеродными, высохшими, и практически онемели. Под глазами от стресса пролегли глубокие синяки.

Здесь никто не задергивал шторы, оттого слишком светло. Яркий, пасмурный свет сквозь белые облака. Обычно Фастер не любила яркий свет, оттого и мечтала о балдахинах, но… теперь он, почему-то, привлекал. Медленно поднявшись с дивана, девушка подошла к окну и уставилась за стекло. Где-то в небе пронеслось несколько высоких птиц.

Как прекрасно было бы стать одной из них.

Выходить из комнаты сейчас было, почему-то, страшно. Возле швейной машинки лежала темно-зеленая ткань, еще с тех дней, когда Фастер была счастлива. В небольшую, милую игольницу в виде лоскутного сердечка были воткнуты швейные иглы. Все казалось таким родным, таким теплым и близким…