Уже привычно – не идти на поводу у жажды, а удовлетворять её редкими маленькими глотками свежезаваренного горячего зелёного чая или из фляги. Взгляд обнаруживает странную особенность – отклоняться от прямой линии и заворачивать за отдалённые объекты. Тело наливается соком и какой-то непонятной силой. Откликаясь на зов пустыни, оно мгновенно включается в жизнь с первыми лучами солнца. В самом прямом смысле! Спишь-то ты всё равно в спальнике на крыше «шестьдесят шестого». Зачем нужны эти дома с их такими неестественными кроватями?! Спальник – другое дело. Зелёный брезентовый чехол с капюшоном. Внутри – кокон стёганого матраса. Потом ещё один кокон – простыня. Тоже с капюшоном. А дальше уже ты… Получается матрёшка!

Первый луч, лёгкое дуновение ветра – и глаза распахиваются, не помня снов. Тебе вообще уже начинает казаться, что сны – это только для тех, кто недоживает наяву…

Выкручиваешься из «матрёшки». Встряхиваешь и раскладываешь освежиться простыню-кокон. Быстро спрыгиваешь на землю. Пригоршню воды в лицо из рукомойника. Свежую морковку из ящика около кухни. Плотно зашнуровать кеды – обязательно с носками – так реже придётся вытряхивать песок! Шорты, косынку, флягу приготовленного с вечера чая – и… бежишь на зов.

Километр, полтора… Нужно успеть. Это важно! Таким мир уже не будет весь день!

Белесовато-жёлтые в утреннем свете барханы горками рассыпаны на глинистом плотном буром «асфальте» степи. Связанные между собой полумесяцами и острыми стрелками гребней – результат филигранной работы позёмки, – они никого не ждут. Погружённые на рассвете в себя, они неуютные. Но и не чужие… Ты выбираешь один и, прислонившись к гладкому, как слоновая кость, стволу саксаула, замираешь вместе с новорождённым миром. С миром, который через твои глаза вновь с удивлением и радостью разглядывает сам себя.

Ни шуршание черепахи где-то у подножья, ни шелест редкого кустарника… Только прозрачный тихий свет. Ты, свет и ветер…

Ветер, который дует здесь постоянно. Не освежающий, но и не надоедающий. С ним просто смиряешься, как с силой земного тяготения. Он не помогает, но и не мешает. Но он не безразличен, как скала. Скорости ваших с ним жизней – в отличие от камня – сопоставимы. Вам дано понять друг друга. Но ветер старше всех на этой земле и скуп на эмоции. За миллионы лет он привык разговаривать сам с собой, и ко всякому встречному-поперечному ему уже нет охоты обращаться.

Лишь в редкие дни, когда солнце переваливает за предел пикового зноя – где-то часам к четырём-пяти, – вдруг безо всякой причины может наступить затишье. Настолько полное, что пустыню мгновенно охватывает марево зрительных иллюзий. Нет, это не миражи идущих у кромки горизонта древних караванов, конечно. Просто воздух начинает слоиться. Плоскости – изгибаться. На миг повисает та самая «звенящая тишина»… Потом фоновый шум возвращается. Но уже другим. Сонным. Как будто кто-то неловко тронул объектив, и картина звуков расплылась, расфокусировалась, оставаясь при этом узнаваемой.

Вечерние барханы – совсем другие.

Пахнущие теплом, они больше походят на оранжевые куличики, которые уставшие от стихийных битв титаны оставили в песочнице, расходясь по домам…

Главное – взобраться с подветренной стороны. Чтобы собственные следы не нарушили естественную геометрию линий и плоскостей, когда ты будешь, повернувшись лицом к заходящему солнцу, прощаться с миром. Даже такая простейшая вещь, как человеческие следы – в самом прямом смысле, – в состоянии испортить эту безупречную мизансцену. Что уж говорить о «следах», оставляемых людьми в куда больших масштабах!