– Вот ведь, радио есть, а счастья нет… Старик Ильф был прав, – рассуждал сам с собой Федечка, поглядывая на часы. – Вот ведь, в старину, когда одна пуговица стоила целое состояние, нами так не разбрасывались. А нынче… Нынче все просто: рукав прожгли и – пожалуйте на помойку. – Федечка приподнялся на локте и оглядел соседей:

– Эх, спят…

– Уснешь тут с вами, – прокряхтел Серьезный. – То кукушка со своего балкона каждый час выпрыгивает, то ты не в меру словоохотлив. Итого: ночь насмарку.

– Эй, там! – взорвался Ворчун. – В конце концов, дадите поспать или нет?! – Он сердито взбил подушку и натянул ее на голову.

– Сегодня, быть может, самый черный день в моей жизни, – пригвоздил себя горькой фразой Федечка. – Моя возлюбленная…

– Да слышал я, – перебил Серьезный. – Не раскисай. Ты сегодня выглядишь не пуговицей, а бесхребетным шнурком.

– Всё относительно, – пробормотал Федечка. – Попробуй удержать корсет дамы, плетущей интриги при дворе, когда ее во все стороны распирает от секретов. Нужно иметь крепкий хребет настоящего придворного шнурка.

– Выходит, предки покрепче нашего брата были, – отозвался Серьезный. – Не то нынче поколение, ой, не то.

– Так отчего бы не использовать опыт предков? Одних поговорок и пословиц сколько… – сказал с закрытыми глазами Свистун. – «Всяк сверчок знай свой шесток», «Не в свои сани не садись». Нет, категорически не подходит.

Свистун потер лицо, чтобы окончательно проснуться.

– «Что стиральной доске хорошо, то пуговице – смерть». Вновь не годится.

– Угу,– усмехнулся Серьезный. – Ты еще вспомни, что в дороге и иголка тянет.

В часах вновь закопошилась кукушка: подходило время очередного «ку-ку».

– Есть еще китайская пословица «Путешествие в тысячу ли начинается с первого шага», – вспомнил Свистун.

– Китайцы – мудрый народ, – безучастно ответил Федечка. – Их много. Правда, нас, пуговиц, больше. Гораздо больше, а помочь мне некому.

– Да ты вникни, о чем тебе Свистун говорит! – высунулась кукушка. – Путешествие в тысячу ли начинается с первого шага. Пока ты будешь все пуговонаселение пересчитывать, Пуговки с блузки пропадут. А еще имя себе взял.

Федечка вскочил, как ошпаренный:

– Пропадут! Мы валяемся здесь на перинах, книжки почитываем! А пуговки в беде!

Он заелозил и придвинулся к Свистуну:

– С первого шага, говоришь? Слушай, помоги-ка мне! Грызи!

Свистун растерялся:

– Погоди, не пори горячку. Я ведь просто вслух рассуждал. Про путешествия, и про все такое. Не спалось, вот и болтал, беседу поддерживал. И потом…

– Но теперь меня поддержи, – перебил Федечка и подтолкнул плечом Свистуна.

Тот почесал затылок и оглянулся на Серьезного.

Серьезный кивнул.

И тогда Свистун вцепился зубами в удерживающую Федечку нитку. Послышался треск.

– Давай. Давай! Еще немного, – подгонял Федечка, поглядывая на первый солнечный луч, проникший в комнату.

Наконец Федечка кувыркнулся на пол.

– Кто со мной?!

Кукушка попятилась и, не прокуковав положенный час, наглухо захлопнула свое окошко.

– Ты извини, – отвел глаза в сторону Свистун. – Все это слишком неожиданно. И потом, на улице дождь, ветер. Иногда снег. Не по мне все это.

– Но сегодня солнце! – возразил Федечка.

– С утра солнце, а к вечеру неизвестно.

– Удачи тебе, парень, – смущенно свесился с куртки Серьезный. – А нас и вправду извини. Мы к такому шагу все-таки не готовы.

Федечке долго разговаривать было некогда. Яркое утро вступало в свои права, и нужно было поторапливаться, пока не приехал мусоровоз.

– Ну что ж, счастливо оставаться. Пока, оседлые! – покатился по полу Федечка. – Не поминайте лихом!

Он добрался до порога и выскользнул за дверь.