Некоторое время люди безучастно смотрели на птиц, что хрустели подгоревшим мясом, слово чипсами, пока те, перепуганные тем, что их еда зашевелилась, не разлетелись с криками по округе.

– Иди-ка посмотри, что там?

– Тебе надо, ты и иди.

– Меня назначили старшим!

– Ну, вот, как старший и выясняй, что там шевелится.

Оба рядовых служителя Инквизиции не отличались ни храбростью, ни интеллектом. Некоторое время они ещё пытались выяснить, кто и чем должен заниматься, но в итоге пришли к тому, что смотреть надо вместе – так надёжнее. Только спустя некоторое время, до них наконец дошло, что перед ними.

– Кто-то смог выжить? – с сомнением и плохо скрываемым страхом, спросил один.

– Надо сказать старшему, пошли! – потянул его второй в сторону, подальше этой жуткой картины.

– Ты и есть старший.

– Есть ещё старше!

В обнаруженном полутрупе с трудом смогли опознать Самония и то, только по отпечатавшемуся знаке его расплавившегося амулета. Как тому удалось выжить и продолжать жить в таком состоянии, не укладывалось в голове, но факт оставался фактом. Правда, жизнь покидала его израненное тело достаточно быстро. Подоспевшие лекари смогли остановить этот процесс, но повернуть его вспять у них не получалось. Самонию требовалась срочная помощь и оказать её тут, в «полевых» условиях, возможности не было. Отправить его телепортацией не позволяло крайне тяжёлое состояние. Он мог просто не пережить этот скачёк. Поэтому было принято решение вести лучшей повозкой, хоть путь предстоял и неблизкий, но дать Самонию умереть, значит разделить с ним его участь – Совет не простит. Совет не простил бы и такую долгую дорогу, если бы не внезапное улучшение состояния, позволившее-таки воспользоваться телепортом.

Нонель уже знала, чем закончится нездоровый интерес Инквизитора до этого неокрепшего юнца. Это видение было слишком ярким и понятным, чтобы трактовать его иначе. Однако говорить о грозящей беде не спешила, хотела сперва понаблюдать, как за одним, так и за другим. И честно признаться, юнец её приятно удивил и впечатлил. Пусть он был самым «тёмным» из всех тех, что доводилось ей когда-либо встречать за последние пару веков, но в нём не было этой «темноты». Да-да, именно так – в «тёмном» не было «темноты». Душа его была проста и открыта, без ненависти, злобы, агрессии, безумия и прочего проявления, так присущего всем противникам «Света».

А вот Самоний её откровенно разочаровал. Она и так была не высокого мнения о Инквизиции и от её методах действия, но видеть это лично, ей довелось впервые. Даже в скверне, совершённой стариком Сельдом в Новачах, Нонель целиком и полностью винила только Самония. Поэтому решила уйти, так и не сказав, что ждёт Инквизитора дальше. Сёстры провидицы никогда не вмешивались, вот и она решила не изменять принципам своего ордена.

Когда же в Вудлене случилось то, что было предначертано и впоследствии выяснилось, что Самоний выжил, Нонель испытала сожаление и злобу. Первое чувство было обусловлено тем, что теперь на юнца спустят всех собак Инквизиции, которая сама же и явилась причиной произошедшего. Злоба же была обусловлена тем, что Самоний не мог выжить, и такое стало возможным только благодаря магии, причём только той, что является запретной.

Выходило, что Инквизиция требует от всех соблюдения писаний, карает за нарушения запретов и тут же сама их нарушает. Это было возмутительно! За «скверну» в Новачах ответственность никто не понёс, за жизнь Самония их орден борется явно не для вершения правосудия над ним в итоге. А мальчишка, который не сделал ничего плохого, нажил себе опасного и сильного врага. Возмущалась Нонель ещё и по той причине, что гонения Инквизиции могли крайне негативно сказаться и стать куда большей проблемой, ведь юнец может озлобиться и пустить Тьму в свою душу. Орден Света буквально подталкивал его к этому, а ведь в этом пареньке чувствовалась огромная сила и она только начинала расти. Как бы необдуманные действия Инквизиции вновь не привели к трагедии, но уже более масштабной…