– Это невозможно! – в сердцах бросил Бреннер.
Он уже второй раз позволял себе дерзкое нарушение этикета.
После обеда совещались – мы четверо и Государь. Государыня ревниво наблюдала за нами издали. Распутин прогуливался с Татьяной Николавной среди сосен. Вещал, а она слушала умиротворенно.
Государь сказал, глядя в сторону, будто оправдывался:
– Я позволил Старцу идти с нами. Не бросать же его здесь. Да и дорогу он знает …
Бреннер едва сдерживал раздражение.
– При всем уважении, Ваше Императорское Величество, он поймет, кто вы …
– Он сразу это понял, – сказал Государь.
– Но мы не знаем, кто он, каковы его намерения. Он странный.
– Он сразу сказал, что он странный человек – странник, – сказал Государь невозмутимо. – Александр Иваныч, господа, я принял решение.
И Государь ушел. Мы остались вчетвером, удрученные.
– Что будем делать? – спросил Каракоев.
– А что делать? Смотри – Алексею легче. Мы ничего не можем сделать, – сказал Лиховский.
– Снова Старец. Все повторяется. Теперь они будут слушать его, – сказал Бреннер. – Мы попадаем в ту же трясину, что была в Семье до его убийства.
– Не преувеличивай. Это все же не Распутин, – сказал Лиховский.
– Ну, как посмотреть, – пробормотал Каракоев.
– Ты его видел … того, настоящего? – спросил Бреннер у Каракоева.
– Видел пару раз в одном кабаке в Петрограде …
– Ну и как тебе этот?
– Очень похож. Особенно ночью. Я аж вздрогнул … Может, это он и есть?
Все уставились на Каракоева. Он был совершенно серьезен.
– Как «он и есть»? Он убит: отравлен, застрелен и утоплен практически на глазах у всей России! – возопил Бреннер.
Каракоев пожал плечами:
– Тебе ли не знать, как это бывает. Вот вся Россия сейчас уверена, что Государь и Семья расстреляны большевиками.
Это было справедливо, Каракоев меня порядком удивил.
– Ну, знаешь! Это другое дело. Государь и Государыня лично хоронили Распутина, – сказал Лиховский.
Каракоев предположил странное:
– А может, они участники этого заговора и похоронили кого-то другого? Подумайте, как мог здесь случайно оказаться мужик, так похожий на Распутина? Это они его сюда вызвали!
– Как вызвали?!
– Между ними какая-то мистическая связь.
Каракоев все больше поражал меня. Раньше я что-то не замечал в нашем кавалеристе склонности к мистицизму. Бреннер и Лиховский тоже смотрели на него с недоумением.
– Знаете, в этих местах можно поверить во что угодно. Вы посмотрите на него! Посмотрите! – Каракоев кивнул в сторону Распутина. – Это Распутин, это он! Кто угодно, знавший его, сказал бы, что это он.
Возразить было трудно.
– Кажется, это он был тогда на станции, – решился я напомнить. – Уже тогда следил за нами.
– И как же он теперь тут оказался? – усмехнулся Лиховский скептически.
– Оставьте, мичман! Пытаетесь оправдаться за свою тогдашнюю безалаберность, – буркнул Бреннер раздраженно.
– Господин капитан, я не пытаюсь оправдаться. Я пытаюсь заострить внимание на очевидном. На станции я видел Распутина, и меня подняли на смех. И теперь мы снова видим Распутина. Таких совпадений не бывает! – Бреннер временами бесил меня.
– Так это тот Распутин, которого ты видел? – спросил Лиховский.
– Не знаю, – признался я.
Мы окончательно запутались и замолчали.
– Воля Его Величества – закон, – резюмировал Бреннер. – Значит, все, что нам остается, – не спускать со Старца глаз ни днем ни ночью. Отдыхайте. Завтра выступаем.
Мы разошлись. Я поискал глазами Татьяну. Она все еще слушала Распутина. Улыбнулась, кивнула, он перекрестил ее. Прямо духовник Царевны!
Солнце садилось. Татьяна с ведром пошла к реке, легкая, будто сбросившая тяжелую ношу. Я догнал ее и пошел рядом.