К полудню вернулись Бреннер и Лиховский – измотанные, на измученных лошадях. За сутки почти непрерывной скачки они нашли подходящую заимку глубоко в тайге, вдалеке от проезжей дороги. В округе были и деревни, но их мы избегали.
Когда они подъехали к лагерю, Алексей уже самостоятельно прогуливался среди сосен, а Семья с умилением наблюдала за ним. Распутин стоял на берегу и смотрел вдаль.
Бреннер и Лиховский так и остались сидеть в седлах, пораженные явлением новой монументальной фигуры. Старец повернулся лицом и не торопясь зашагал к лагерю, а они смотрели, смотрели, вглядывались …
– Кто это? – наконец спросил Бреннер у Государя.
Это был недопустимый по резкости тон. К тому же впервые Бреннер даже не прибавил «Ваше Величество». Государь только улыбнулся и сказал:
– Это отец Георгий.
– Георгий? – переспросил Бреннер.
– Откуда он взялся? – спросил Лиховский у нас с Каракоевым.
Мы молчали. Государыня улыбнулась ласково:
– Господь нам его послал. Разве вы не видите? – и показала глазами на Алексея: тот кого-то ловил в траве и скакал на одной ноге, опираясь на палку.
– Доброго здоровья, господа хорошие! – раздался рокочущий баритон.
Бреннер и Лиховский мрачно разглядывали подошедшего Старца.
– Здравствуйте, господин Распутин, – отозвался наконец Лиховский. Он единственный произнес вслух имя, вертевшееся у всех на языке.
– Кожин мое фамилие, – сказал Распутин.
Во время обеда в общей компании у костра Бреннер осторожно прощупывал Старца.
– Можно узнать ваше полное имя, фамилию?
– Мое-то? Георгий Пантелеймоныч. А фамилие простое, я же говорил – Кожин.
– И документ у вас имеется?
Государыня бросила на Бреннера негодующий взгляд.
– Нету документа, господин хороший, – невозмутимо ответствовал Старец, облизывая ложку. – А у тебя есть?
Бреннер будто не слышал.
– Я сам себе документ. Вот ты же видишь меня, – говорил Распутин. – Кто ж я, по-твоему? Разве я говорю, что я купец? Барин? Нет. Я странный человек – странник. Зачем же тебе еще документ какой-то?
Бреннер, разумеется, не хотел вступать в дискуссию в присутствии Государя и Государыни. А Распутин не унимался:
– И я вижу, кто ты. В каком звании состоишь, твое благородие?
Бреннер снова не ответил.
– Спесив ты больно, твое благородие. Из жандармов, что ли? – усмехнулся Распутин.
Бреннер проявлял чудеса выдержки. Не ответив и на этот раз, он выждал пару минут и продолжил допрос как ни в чем не бывало:
– Как же ты здесь оказался, Георгий Пантелеймоныч? Тут вроде нет ни церквей, ни монастырей.
Распутин улыбался. Беседа доставляла ему удовольствие.
– Ноги сами меня сюда принесли, и ведь ко времени. А из каких ты будешь, твое благородие? Бреннер – это из евреев али из немцев?
– Из немцев, – сказал Бреннер и ухмыльнулся в лицо Распутину, будто отразил его ухмылку.
Государыня снова посмотрела на Бреннера неодобрительно.
– Будет вам, Александр Иваныч, – примирительно сказал Государь.
– Простите, Ваше … – Бреннер осекся.
Распутин хитро прищурился, глядя на свои сапоги.
– Ежели я мешаю, так я пойду, – сказал он. – Не в моем обычае свою компанию навязывать.
– Нет-нет! Друг мой! Как можно! – испугалась Государыня – Ты же во Владивосток идешь. И мы туда.
Распутин встал и картинно поклонился Государыне в пояс.
– Благодарствуй, мама.
Все втянули головы в плечи от этого «мама», даже Государь, но только не Государыня. Она улыбалась.
Распутин повернулся к Его Величеству:
– Так что, если ты, батюшка, позволишь страннику с вашей компанией следовать, я задарма куска не съем. Я и с лошадьми могу управиться, если что, и подсобить в пути. Здоровьем Бог не обидел. Да и дорогу я знаю.