– Егором. Егором Петровым, – ответила женщина.

– Тааак, сейчас, – акушерка химическим карандашом старательно выводила буквы на клеёнчатой бирке, – По отцу-то его как? Где папка-то наш? Ты, я смотрю, одна и родных никого нет. Ежели он ещё не демобилизовался, так я могу послать кого ему телеграмму отбить, что сын у него.

– Григорьевич. А отец его погиб зимой. Под Кёнигсбергом, – Ольга посмотрела на сына и заплакала.

1 июня 1971 года лейтенант советских ВВС Егор Григорьевич Петров в составе девятой эскадрильи посадил свой «Су-11» на аэродроме авиабазы Роммштайн под Берлином. По решению командования истребители перебазировались из-под Калининграда в Германскую Демократическую Республику. По команде капитана Демьяненко лётчики выстроились на взлётной полосе, ожидая командира полка.

– Товарищ капитан, разрешите обратиться! – рапортовал старшина роты технического обслуживания.

– Обращайтесь, старшина, – ответил Демьяненко.

– Полковника Зайцева срочно вызвали в Берлин, будет завтра. Сейчас за него замполит, подполковник Плотников. Приказ рапортовать ему. Хочет со всеми лично побеседовать.

Петров вошёл в кабинет замполита последним.

– Товарищ подполковник, лейтенант Петров по вашему приказанию прибыл!

– Вольно, лейтенант! Успеешь ещё построиться. Сядь, вон, лучше, поговорим.

Подполковник махнул рукой в сторону кресла, стоящего по другую от него сторону стола.

– Зовут меня Плотников Андрей Михайлович, заместитель командира по политической части, – сказал он, листая личное дело Петрова, – Эге, Петров Егор Григорьевич, член КПСС с 1970 года. Что заканчивал, Петров?

– Качинское лётное училище в Волгограде.

– Хорошо. А сам откуда?

– Из Петрозаводска.

– Так-так. Ну что, Егор Григорьевич, день у тебя тяжёлый был. Перебазирование, сам знаю, дело непростое. Может пропустим по чуть-чуть? – Плотников расплылся в широкой улыбке, показав крупные, лошадиные, жёлтые от никотина зубы.

Петров несколько опешил от такого разворота событий.

– Откажусь, товарищ подполковник! Не люблю я этого дела.

– А я так приму всё-таки на душу населения, – Плотников открыл сейф и извлёк оттуда бутыль с мутной жидкостью белёсого цвета, – шнапс их, самый настоящий, немецкий.

– Люблю грозу в начале мая, – почему-то произнёс он и, наполнив до половины гранёный стакан, залпом выпил.

– Ух, хорошо! Забористый напиток, – протянул он и достал из сейфа банку с солёными огурцами. Самое главное – закусывать, чтоб не развезло, – весело сказал он, смачно пережёвывая огурец.

Петрову Плотников показался забавным, хотя и странным. Сидя напротив, он изучал морщинистое лицо замполита. Седой, с лысиной на голове и пытливыми карими глазами. Плотников, тем временем, достал пачку «Беломора» и раскурил папиросу.

– Партбилет с собой? – спросил он Петрова.

– Да.

– Давай сюда. Я тебя на учёт в парткоме поставлю. Надо ещё взносы заплатить. Хотя чего их платить? У меня марок этих двухкопеечных завались, девать некуда.

Он открыл ящик стола, послюнявил указательный палец и показал Петрову три, прилипшие к пальцу, марки.

– Вот так их, сюда, – Плотников криво вклеил марки на страницу партбилета Петрова.

– Ну что, Егор Григорьевич, какие у тебя планы на свободное от службы время? Как собираешься повышать свой морально-боевой дух? – спросил Плотников, наполняя второй стакан.

– Думаю поступать учиться, – ответил Петров.

– Учиться это хорошо. Куда поступать и на кого? – продолжал свои расспросы Плотников.

– В Петрозаводский Государственный Университет, на исторический факультет, заочно. Хочу стать военным историком.

– История дело хорошее. А у тебя в Петрозаводске есть кто?