Когда впереди замаячили зеленые огоньки, девушка ускорила шаг, пребывая в странном нетерпении. Они словно выстраивали ей коридор, по которому необходимо было дойти до конца. Даже тьма с туманом и холод отступили перед ними, затаились в предвкушении. Почти бегом Яна вышла-выбежала к нужному месту, окруженному частоколом с насаженными на вершины человеческими, ухмыляющимися черепами. Те издавали едва различимый звук, похожий не то на смех, не то на шепот, а из их глазниц лился наружу приглушенный, мертвенный свет. При ее приближении калитка отворилась сама собой, давая возможность разглядеть огромный темный двор с почти бесконечными конюшнями, какими-то странными строениями и замершей в центре всех этих построек избушкой. Та была старой, покосившейся и пугающей; внушительные, мощные куриные ноги когтями вгрызались в землю под ней. Там Яну ждали, всем своим видом показывая нетерпение, жажду: «Давай же! Иди! Скорее!» Она и сама ощущала зуд в ногах, сердце сжалось, чтобы разлететься сотнями бликов, как падающие с небосклонов звезды. Казалось, очень легко сделать шаг.

Самый простой шаг…

В какой именно момент дверь странного дома отворилась, Яна не поняла, только увидела, как из открывшегося проема высунулись две головы: беловолосая и красноволосая. Парочка девочек-подростков, от вида которых стало горько, на губах застыл вкус пепла. Незнакомки, увидев незваную гостью, замерли, а потом стремительно выскочили из избушки с криками:

– Мама! Мама, это ведь ты?! Мы так по тебе…

Яна резко открыла глаза, вцепившись пальцами в одеяло, и прерывисто задышала, в перерывах издавая хрипы. Одновременно хотелось кричать и плакать, никогда у нее еще так сильно не болело сердце, в ушах все еще слышался полный страдания крик девочек. Несколько минут она глотала воздух, пытаясь справиться с неприятным чувством потери, а после зло рявкнула:

– Баюн, если это твои игры, то выдеру все усы!

Рядом завозилось нечто большое и пушистое, теснее прижалось к боку, согревая, громогласное мурчание прекратилось.

– Не говори глупостей, вр-редина-хозяйка. Тебе снились кошмары, я всего лишь помогал справиться с ними и пел сказки нашего мира. Видать во снах ты все же стремишься домой, поэтому мои песни невольно стали проводниками. Путь выбирала ты, не я.

Несколько мгновений Яна молчала, а потом все-таки спросила:

– Там были две девочки, лет по шестнадцать-восемнадцать. Они назвали меня «мама».

– А-а-а, это двойняшки, Василисы, – фыркнули ей на ухо. – Они твои и Кащея дочери, совсем еще крошки.

Когда дар речи вернулся к Буревой, она выдала:

– Вот тебе и раз… Девственница, а уже мать в квадрате. А где там обещанные пеленки-распашонки, бессонные ночи, подростковые прыщи, больная голова о будущем образовании? Однако, как мне повезло.

– Вообще-то не в квадрате, – продолжал развлекаться кот, – у тебя пятеро спиногрызов. Есть еще тройняшки: День, Солнце и Ночь.

– От Кащея? – слабо поинтересовалась вконец ушедшая в прострацию Яна, у которой случился разрыв шаблона.

В сказках Баба Яга и Кащей Бессмертный обычно враждовали, а тут у них целый выводок.

– От него. Вообще-то, вы весьма колоритная парочка, мы так и не поняли: то ли вы друг друга ненавидите так страстно, то ли так любите, что аж до смерти. Вы то воевали, строили друг другу козни, то спаривались точно кролики, а результат тройняшки и двойняшки. За некоторое время до твоего исчезновения у вас с Бессмертным как раз был очередной период с поля боя в кровать, и мы уже делали ставки, когда ты снова будешь пузатой ходить, но…

Но.

Яна повернулась на бок, ничего не сказав. Она засыпала во втором часу ночи, убаюкиваемая мурчащими песнями сказочного кота-людоеда, но на этот раз ни кошмары, ни путешествия во снах не беспокоили ее. О новых подробностях ее несуществующей жизни она решила подумать завтра. Особенно про внезапное материнство и всяких Кащеев.