Такие разные, но чем-то неуловимо похожи.

– Мама!

Вот, снова. Яна вздрогнула, нахмурилась и вспомнила!

Баюн ведь говорил, что в прошлой жизни у Бабя Яги и Кащея было пятеро детей: Василисы и тройняшки День, Ночь и Солнце. Нда, так она сейчас именно с ними повстречалась? С живыми олицетворениями стихий – или как обозвать их? Что вообще сказки рассказывали об этих парнях? Яна принялась вспоминать, что успела узнать.

В мифах белый, черный и алый всадники выступали в качестве верных слуг лесной владычицы. О родственных связях там даже не заикались. В голове совершенно не укладывалось, что эти брутальные и шикарные мужики, выглядящее ее ровесниками, а на самом деле, дай бог, пра-пра-пра-пра-прадедушки, набивались к ней в сыновья! И все же они были так рады ее видеть, так сильно обнимали и при этом обращались как с хрупкой вазой, что Бурева прикусила острый язык и не собиралась высказывать им ни претензий, ни удивления, ни острот. Она была бы и рада поучаствовать в их привалившем счастье, но сама ничего, кроме смущения и задумчивости, не чувствовала. Не было никакого узнавания, сердце тоже не спешило с материнскими подсказками. То первое, мимолетное мгновение радости и тоски растворилось в неизвестности, будто никогда ее не посещало. Троица незнакомцев так и осталась для нее троицей незнакомцев из сказок и вызывала поверхностное любопытство. Но об этом она тоже не собиралась говорить им, слишком жестоко и подло высказать подобное тем, кто считал ее своей матерью. Яна, может, и была жестким человеком, но не жестоким – точно. Возможно, позже, когда-нибудь и она сможет ответить на их радость.

А может, и нет…

Немного оттаяв, Яна хмыкнула. Если эти парни на самом деле ее сыновья, то они с Кащеем отлично потрудились, раз сделали таких красавцев. Следом пришла еще одна забавная мысль, навеянная легендарным фильмом про Ивана Васильевича, каждый Новый год меняющего профессию. Хотелось выстроить парнишек в ряд и, идя от одного к другому, знакомиться: «Очень приятно, мама! Очень приятно, мама! Очень приятно…».

Она еще думала, как бы не дать им об этом догадаться, но не успела.

– Ты ведь нас не помнишь, верно? – отстранившись, спросил у нее черный. Ночь? Наверное.

Яна отчего-то почувствовала себя виноватой.

– Не помню, простите.

На миг в глазах стоящего рядом белого всадника мелькнула тоска, но пропала слишком быстро, а Яна решила сделать вид, что не заметила. Но от этого стало совсем нехорошо, будто она кого-то предала, пусть и неосознанно.

Поначалу показалось, что вокруг стало холоднее и темнее, но вмешался третий, который красный.

– Так, мужики, расслабились и перестали кукситься! – И наградил обоих братьев подзатыльниками. Такими, что невольно любой бы позавидовал, столько привязанности было в этом жесте. – Нечего на мать наседать, вспомнит она нас, никуда не денется. – И тут же подмигнул Яне: – Лучше давайте знакомиться заново. Меня вот Яромир зовут, того, кто черный, – Галактион, а белобрысый – Альбин.

Грустить расхотелось, глядя на обретший плоть огненный факел, полный эмоций.

Она улыбнулась, осторожно, но искренне.

– Яна Бурева, приятно познакомиться.

– А уж нам-то как! – ухмыльнулся Яр. – Смотри-ка, имя-то свое ты сохранила.

– Имя?

– Баба Яга, Буря. Не улавливаешь?

– Кажется…

Девушку дернули за прядь пепельных волос.

– Эй! – возмутилась она. – Ты как с матерью обращаешься?

– Ты ведь не помнишь, что наша мать, – веселился огненный паршивец, – вот когда вспомнишь…

– Уши надеру!

– Догони сначала, мамочка!

На душе стало неожиданно хорошо, впервые за долгое время ушла тяжесть, пружина из-за мнимой смерти подруги и навалившихся сверхъестественных проблем распрямилась. Глядя на Яра и его братьев, решивших оттаскать того за уши вместо нее, а заодно и в уплату за подзатыльник, захотелось искренне рассмеяться. Может, до родственных чувств было невероятно далеко, зато первый шаг на пути к дружбе был сделан.