Она придвинулась ко мне на близкое расстояние. Есть зона безопасности между мужчиной и женщиной. Если ваши лица оказываются слишком близко, тем более по инициативе слабого пола – это не спроста.

– А я же поверьте живая. Меня еще можно отогреть. И этой дури, у меня ведь раньше не было, не было совсем. Мне порой так стыдно становится! Вы верите мне?

Она взяла мою руку в свои ладони, как бы доверяя сокровенное. Я чуть отодвинулся, но руку освобождать не стал.

– Верю. Да конечно. Отчего нет, – сказал я скороговоркой, и все-таки освободив руку, встал, поправить фитиль в лампе. Она вспыхнула ярче. Когда я вернулся, она вновь подвинулась ко мне ближе.

– Давайте выпьем на брудершафт! – огорошила она вдруг меня, и я почувствовал, как язык у нее уже слегка заплетается.

– Это ни чему! – возмутился я.

– Один поцелуй для дамы это разве много? Наверно свою возлюбленную – так не обижаете?

Она разлила остатки коньяка.

– Вы лучше не пейте. Закусывайте Аида. Вам не много?

– Много? И что?

– Ничего.

– Я за все лето – не брала толики в рот! Я же тупая и глупая моралистка и трезвенница!!! Вы разве не заметили? Но не сегодня. Сегодня, все будет по-другому. Будет?

Она посмотрела на меня долгим вопрошающим взглядом.

– Не знаю, что вы имеете в виду? – отстраненно бросил я, украдкой посматривая на укрытие, где спряталась Маша.

– Да это я так. Ну, короче вы будете допивать коньяк или мне прикажете это делать самой.

– Вы сама себе хозяйка. А мне достаточно.

– Я, конечно, могу, но разве вы хотите видеть нетрезвую женщину? Нет? Тогда поддержите меня. – Аделаида встала и подошла к окну, поглядывая на двор. Луна мертвенно бледным светом озаряла ограду и постройки. Удостоверившись, что все тихо и спокойно, она вернулась назад и продолжила:

– Я одна пить? Ни за что! Вот с вами Михаил, непременно! Какой вы сударь право – не решительный.

Я не уступал ее просьбам. Она подумала и тоже отставила бокал.

– Ладно. Подождем! А почему вы не купаетесь, – поинтересовалась она вдруг.– У нас тут все купаются. Пляж хороший. Жара. Или это из-за шрама? – вновь огорошила меня Аделаида, видимо потеряв контроль.

– Откуда вы про него знаете? – опешил я.

Она осеклась. Почувствовала, что проболталась и сказала лишнего.

– Нет. Мне все равно. Это я так предположила, – неуклюже попыталась оправдаться она.

– Подглядываете! – возмутился я, с легким презрением вглядываясь в лицо женщины.

– Это случайно получилось, – заверила хозяйка, слегка зарозовев. – Извините.

– Н-да… Нехорошо! – я помотал головой, отворачиваясь.

– Почему же? Нехорошо-с? Не совсем, – Аделаида помолчала. – Да. Понимаю. … Ну не настолько. Вы прямо скажу – Аполлон! Красавец!

Она поднялась и, держа в руках бокал, совершенно неожиданно присела ко мне на колени. Я почувствовал запах ее французских духов. Волосы ее коснулись моего лица. Я инстинктивно дернулся, но она ласково и настойчиво успокоила меня:

– Выпейте из моих рук.

– Зачем! Вы не слишком увлеклись Ада?

– Выпейте, – настаивала женщина.

– И что дальше будет?

– Я вас поцелую, – безапелляционно и решительно заявила хозяйка, хищно облизывая губы кончиком языка.

– Мне тяжело, – сухо сказал я.

– Вы упорный мальчишка! Я вам совсем не нравлюсь?

– У меня есть барышня.

– Вы не ответили на мой вопрос?

– Ну, если вы хотите, то да, – отмел я ее домогательства.

– Это горько слышать! Никогда не говорите даме такие слова, что вы сейчас произнесли. Слышите никогда! Это сильно обижает. – Она погладила мое ухо и, укусив за мочку, ласково прошептала. – Но я вас прощаю.

Она встала с моих колен и, подойдя к стене, примыкавшей к дому, постучала в нее. Скоро на пороге появилась светловолосая девочка, одетая в легкое льняное платье из дешевого муслина.