– Вас когда-нибудь предавали те, кому вы доверяли?

– Предавали. Достаточно серьезно. Люди, которые были мне близки и кому я верил, оказались абсолютными конъюнктурщиками невысокого полета.

– Могут ли в России изменить все к лучшему жертвенники, альтруисты, придя к власти: не станут воровать, а пожертвуют собой ради народного блага?

– Я однажды был донкихотом – входил в Межрегиональную депутатскую группу. Там было много интересных людей. Все было захватывающе. Но предполагаемое не свершилось. Все повернулось в другую сторону. А нынче жертвенники совсем перевелись.

– А это правда, что вы в Мюнхене не купили, а просто снимаете квартиру?

– Снимаем. Двухкомнатную, меблированную. С постелью.

– Никакого собственного стиля?

– Никакого. Я там работаю. Как композитор, я там себя лучше чувствую: в городе Вагнера уважают твои авторские права. Хорошо издают сочинения. Город этот люблю. Он красив, полон зелени. Там прекрасное баварское пиво. Любое! Я уже разбираюсь – нужно пить только из бочки, не из бутылок. В нашем квартале 32 ресторана. Мне в Москве этого не хватает. Куда пойти? В прокуренный ресторан, где с тебя потребуют страшные доллары за бутылку вина?

– Родион Константинович, в Москве еще не забыли о вашей увлеченности футболом. В Германии вы ходите на стадион?

– Очень редко ходим на матчи. Но команду «Бавария» знаем.

– Можно сравнить уровень класса клубных команд наших и германских?

– Там класс гораздо выше. Они смелее играют, потому что знают: спортивная медицина их вытащит, спасет. А наши играют с оглядкой. Наша медицина в этой области реабилитирует потерпевшего с трудом. И в этой трусости, в страхе получить травму наши футболисты играют слабее. Врачи у нас есть гениальные. Но помимо нужна техническая, лекарственная база…

– Майя ходит с вами на футбол?

– Всегда. Она неистовая, отчаянная болельщица.

– Вы сами не играли на поле?

– Сейчас еще играю. Недавно в игре упал, повредил левое плечо – теперь за инструментом эта травма дает о себе знать.

– Вы заядлый рыболов. Говорили мне когда-то, что при случае можете прокормить семью рыбой. Как там, в Мюнхене, с рыбной ловлей?

– Немцы очень законопослушные. А потому часто можно увидеть на реке, на озере почти ирреальную картину: стоит человек до пуза в воде. Стоит долго. Вдруг выдергивает рыбку. Берет измеритель и прикладывает к рыбьему телу: доросла ли рыба до нужного размера. В Германии суровый закон: если хоть на сантиметр рыбка меньше предусмотренной длины, выпусти ее сразу в воду, иначе будешь отвечать за браконьерство. Такой спорт не для меня.

– Расскажите про свой литовский дом. Вы его построили сами?

– Мы купили старый каменный. Нам Литва не чужая, ведь оттуда род Плисецких. Дом был в плохом состоянии. Мы его утеплили. В течение нескольких лет что-то реставрируем, ремонтируем. До конца жизни забот хватит. Наш дом стоит у озера. Зимой и летом там рыбу ловить – просто удовольствие! Встал с постели – и прямо к воде.

– Майя составляет вам компанию на рыбалке?

– Иногда. Зимой из проруби таскает окуньков.

– Сырую рыбку едите?

– Ели. Полчаса можно ее продержать в лимончике зеленом, едком, добавить перчику. Вкуснота!

– На одной из ваших карточек вы стоите в окружении никелированных кастрюль.

– Редко сам готовлю. Майя умеет – и хорошо, и быстро. В общем, мы быта не боимся, он нас не ссорит, не сердит.

– В литовском раздолье какую живность завели?

– Мы очень любим собак. У нас их две. Немецкая овчарка – помесь с волком, по кличке Шамиль, обожает Майю. Подойдет к ней, привалится к ногам своей девяностокилограммовой массой и ждет ласки. Шамиль живет на улице, в большом и высоком вольере. Когда Майя его кормит, берет кусочки осторожно, еле прикасаясь. Воспитанный! Моя любимица Аста, ротвейлер, – умница, просто собакочеловек. Все понимает. Зову ее к себе на второй этаж в кабинет: «Пойдем музыку писать». Поднимется наверх, ляжет и наблюдает. А поздно вечером, стоит мне сказать ей: «Спать, спать», – тут же идет вниз, к своей постели.