Вечером я смотрела что-то, плакала, смеялась, было очень трогательно. Какое же счастье ронять слёзы оттого, что видишь, как переживает герой, а не оттого, что боль вгрызается в тебя, норовя оторвать кусок послаще. Прочистила заодно слёзные протоки.

Перед сном сделала массаж головушки, нанесла тоник и масла, а затем у зеркала любовалась собой. Я гладила тело, благодарила, признавалась в любви к каждой клеточке. А волосы на головушке недоумённо барашком стояли с одной стороны и гладенько лежали с другой. Благодарю себя за себя. Люблю. До встречи.

Откровение 4

Сегодня я начинаю писать раньше, хотя мне давно хочется спать, но сейчас только семь, поэтому рано, да и занята кровать. Кстати, я нахожусь где-то под Питером. Как так вышло? Хм, видимо, ты ещё плохо знаешь меня. Но не переживай, у нас будет время познакомиться ближе. А сейчас я сижу за столом в своём полюбившемся пончо и смотрю в панорамные окна от пола до потолка. Там маленький прудик, в котором раки и окуни. Метёт снег, и торчат шишковатые почки яблонь, слив и груш. Волнуются и шебуршат сосны. По телевизору идёт «Моя ужасная няня», мне нравится, много ярких цветов, лепота.

Я посетила Питер снова, жаждала этого свидания, и наконец оно случилось. В предвкушении я летела на электричке, и вот. Тот самый запах, ни с чем не сравнимый, петербуржский.

Он встретил меня пронизывающим ветром, лохматил мою головушку, а потом заливал дождём и завивал кудри. Он расцеловывал мне щёчки и забирался под одёжку, мураша. Всё было прелестно, как всегда. Я была счастлива насколько возможно, даже больше.

Метро, как же оно мне нравится, но всё же чутка пугает. Я всегда максимально аккуратно встаю на ступенечку эскалатора и еду на ней, вытянувшись в струночку, не двигаясь, держась за перила, которые имеют обыкновение уезжать вперёд, вытягивая меня помимо моей же воли. Эти жетончики, я немного теряюсь, куда что пихать и прикладывать, поэтому сегодня готова была уже всё отдать, чтоб шайтан-машина выпустила меня на волю.

Запахи метро кружат голову, волнует и восхищает шум прибывающего поезда, ветер обдувает, кружит и шалит. Люди снуют туда и сюда, их много, и они такие разные, чудесно. Я смотрела на своё отражение в стекле – удивительно. Глаза живут и сияют, оправленные в золочёные округлости, смешинки затаились в уголках рта, помада распускается аккуратным цветком по губам, а волосы, ну, как обычно, вьются, выпрямляются, лезут исследовать двери и поручни, пушатся. Люди вокруг в масках – это завораживает, столько глаз, глазок, глазищ – бездонные, пленительные, хитрые, распахнутые, со стрелками, накрашенные, с веснушками на радужке. Невозможно оторваться.

На улице свежо, очень. Люди бегут по своим делам в куртках, пальто, шапках и в длиннющих, до земли, шарфах. Столько пар, держащихся за руки, – это прекрасно и очаровательно, химия летает в воздухе, я напитываюсь ей и начинаю смотреть всё внимательней, вдруг встречу, вдруг промелькнёт, и я почувствую, но пока безуспешно, но я верю, сильно и искренне.

Дворцовая площадь встречает меня кругляшами мостовой. Я любуюсь, ей это нравится, она самолюбива, и я не прочь ей подыграть. Пора отобедать, и в какой-то неприметной столовой я беру себе индейку и брокколи. Один капустный кочешок оказался непривычно солёным, потому что зелёный, что ли… Невкусно подкрепившись, покидаю заведение, меня ждут.

Гуляя, захожу в лавочку сувениров, яйца Фаберже покоряют меня от макушки и до пят. Золотые, алые, малахитовые, васильковые с позолотой, мраморно переливающиеся и искрящиеся глазурью. Внутри них можно обнаружить наливные яблочки, выскакивающие на тонкой серебряной цепочке, щенков пуделей, кареты, дворцы, фото Николая Первого и его супруги. Посетила мармеладную бочку, там стояла тьма тьмущая бочек с мармеладом, взяла себе чутка – было вкусно и приятно очень.