Но почему же я не чувствовала этой униженности? Почему я была благодарна любой работе, что мне выпадала? В то время, когда я, действительно, не знала английского. Вот то беспомощное состояние, когда ты не понимаешь, что тебе говорят, или не можешь выразить то, что ты хочешь сказать, вот это – действительно унизительно. Унизительно лично тебе. Внутри тебя. И хватаешься за любую возможность улучшить свой английский. Но это ведь – совершенно разные вещи. Никогда я здесь не унижалась, не чувствовала унижения со стороны тех, кто давал мне работу. Или тех, кто меня окружал. Наоборот, меня с первого дня поразило в самое сердце уважение со стороны американцев к человеку, как к личности. Кем бы ты ни работал. Даже, может быть, сочувствие, желание понять, что я пытаюсь сказать, или жестами показать, что они хотят от меня. Но не унижение! Во всяком случае, от американцев, кто здесь родился и вырос. Правда, надо сказать, это касается именно американцев. К сожалению, выяснилось, что со стороны наших бывших соотечественников такого не наблюдалось. Мне в этом отношении повезло. Весь первый год я работала с американцами и, можго сказать, влюбилась в Америку и американцев. Именно из-за этого.

И почему я чувствовала унижение, находясь дома? Когда нам месяцами не платили зарплаты. Когда приходилось "челночничать", чтобы как-то сводить концы с концами. Когда приходилось пить водку на базаре, чтобы не околеть от холода. Или ютиться на 3-й полке плацкартного вагона, когда нет билетов и бортпроводница милостиво (эа деньги, конечно), разрешает тебе проезд, т.к. утром тебе надо успеть на работу, читать лекции или проводить семинары. Вот что для меня – состояние униженности.

11.06 16.

Вчерашний день пришлось пропустить. Поста нет. Ничего не написала за день. И поичиной тому – выходной день, наверное. Распорядок дня другой, начиная с самого утра. Нет такого подарка в выходной, как целый час свободного времени. (Получается, это – один из плюсов будних дней?) Соответственно, надо выкроить, найти время в суматохе выходного дня, чтобы уединиться. Если не на час, то хотя бы на полчасика. Но вот, не получилось. Пока. Надеюсь, со временем утрясется и это. Ведь мне самой хотелось бы пронаблюдать, посмотреть, имеет ли значение, какие мысли приходят в голову, отличаются ли друг от друга в разные дни – в выходные и будни, во время отпуска или при запарках на работе, во время болезней или других жизненных невзгод и в радостные солнечные дни, когда все сверкает и все получается. И потом, когда я все-таки решусь и уйду на пенсию. Когда изменится мой образ жизни в целом. Когда получится, что свободного времени у меня – вагон и маленькая тележка. Буду ли я тогда ценить и радоваться свободной минуте, которую я могу потратить на себя – самоисследованию, самокопанию, самоанализу? Будет ли мне интересно все то, что интересно сейчас? И буду ли, вообще, всем этим заниматься? Наверное, только время покажет…

А много ли того времени впереди? Может, еще 20, а то и 30, а может, и все 35?! Если вдруг доживу до 100?! Кстати, по ассоциации вспомнилось – когда мы с мужем пару лет назад переехали на новое место жительства, (это все тот же Нью Йорк, но совсем другой район), и нам было как-то трудно запомнить наш новый почтовый индекс – 11693, мой муж предложил грандиозную, на мой взгляд, идею. Цифры разложили таким образом: 116 – это максимальный возраст, до которого мы доживем, а 93 – это – минимальный. Вроде, глупо и смешно, но запомнилось намертво! И индекс, и сколько лет нам еще предстоит прожить! Вот так вот буквально впечаталось в мозгу! Причем, не только в коре, но как будто проникло и вглубь, в подкорку, в подсознание. И оно, это подсознание, теперь так все перестраивает, все физиологические процессы в организме, чтобы распределить все мои ресурсы вот на такой срок. Может быть, именно эта установка в моем подсознании дает мне тот уровень энергии, что я не чувствую сегодня своего возраста?