С возрастом у Мануэля развился нюх на неприятности. Вот и сейчас писатель был уверен, что появление гвардейца не сулит ничего хорошего. Но еще больше его удивила реакция священника.
– А он-то что здесь делает? – прошептал Лукас.
– Мануэль Ортигоса? – окликнул гвардеец, хотя прекрасно знал ответ, и показал удостоверение, которое быстро закрыл и спрятал в сумку. – Лейтенант Ногейра. Мы вчера встречались. В больнице.
– Я помню, – осторожно ответил писатель.
– Куда-то направляетесь? – Страж порядка указал на чемодан, который лежал на заднем сиденье автомобиля Мануэля.
– Домой.
Ответ Ногейре не понравился.
– Мне нужно с вами поговорить, – сказал гвардеец таким тоном, словно пытался убедить в этом самого себя.
– Так говорите, – недовольно буркнул Ортигоса.
Лейтенант бросил на священника недобрый взгляд и прибавил:
– Наедине.
Похоже, Ногейра ко многим испытывал неприязнь. Или же имел для этого другие причины, потому что хорошо знал Лукаса. Но запугать священника было не так-то легко. Не обращая внимания на поведение лейтенанта, тот повернулся к Мануэлю:
– Если хотите, чтобы я остался…
– Спасибо, это лишнее.
Лукас явно не желал ретироваться. Но, если уж выбирать между этими двумя странными типами, писатель явно предпочитал гвардейца. Священник медлил. Он пожал Ортигосе руку и, уже садясь в небольшой серый внедорожник, напомнил:
– Загляните ко мне.
Мануэль посмотрел, как Лукас отъезжает, а затем повернулся к Ногейре.
– Не здесь, – сказал тот. – В деревне есть бар, как раз перед съездом на шоссе, там же рядом и припаркуемся. Поезжайте за мной.
Писатель собирался возразить, но затем решил, что если уж беседовать, то лучше поехать в людное место, чем оставаться в опустевшем имении Ас Грилейрас, где у ворот одиноко скучала «Ауди» Гриньяна.
Апатия
Несмотря на царившую на улице прохладу, солнце нагрело салон автомобиля, и там стало жарко, как в бане. Мануэль припарковался на укатанной площадке рядом со стареньким «БМВ» Ногейры и несколькими пыльными автофургонами. Он вышел из машины, снял куртку, бросил ее на сиденье, запер автомобиль и направился ко входу в кафе, когда лейтенант его остановил.
– Лучше присядем здесь. – И указал на веранду, где стояли пластиковые стулья и выцветшие зонты. – Подождите.
Ногейра вернулся очень быстро, неся две чашки кофе и тарелки с чем-то похожим на мясное рагу, поставил все на стол и закурил. Видимо, именно поэтому он и хотел разместиться снаружи.
– Уже уезжаете? – Гвардеец положил в чашку две полные ложки сахара и начал его размешивать.
– Альваро похоронили. Меня здесь ничто не держит, – сухо отозвался Мануэль.
– Не хотите провести несколько дней с родственниками?
– Это не моя семья, а его близкие. – Писатель особенно выделил последнее слово, но лейтенант, похоже, не заметил этого. – Я никого из них не знал до… до того, как случилось несчастье.
– Верно, вы говорили об этом в больнице, – задумчиво пробормотал Ногейра. – Вам звонили из участка?
– Да, сегодня утром. Сообщили, что все готово и я могу забрать личные вещи Альваро, а также мне пришлют документы, которые понадобятся для обращения в страховую компанию.
– Вот уроды! – вырвалось у гвардейца. – Опять за свое! И хватает же наглости…
Говоря это, Ногейра тыкал в сторону Мануэля дымящейся сигаретой.
– Опять? Кто и что сделал?
Вместо ответа лейтенант задал очередной вопрос:
– Ну и как вам эта семейка?
Ортигосе не хотелось отвечать.
– Мы почти не общались, так что у меня не было возможности сделать какие-то выводы, – соврал писатель. На самом деле у него сложилось определенное впечатление, но делиться им со стражем порядка он не собирался. – Мы едва парой слов обменялись.