Она представляла сына своего отчима менее красивым. Представляла с крупным, как в юности, носом, с глубокими синяками под глазами и длинным угловатым телом. Было бы даже легче, если б он выглядел так же, как в её воображении. Не было бы так горько от мысли, что он её, откровенно, терпеть не может. Что мечтает, как она упадет с лестницы, или уйдет, и не вернется.

“Ну, всему свое время” - воодушевляюще подумала Одетт. “Вряд ли я ему в самом деле понравлюсь, но, может, стоит попробовать? Пусть наши семьи и откровенно враждовали, нам же не обязательно враждовать по наследству? Верно?”.

Дрожали губы. Картонное воодушевление трескалось, оставляя после себя лишь неуверенность и страх. О чем она себе сейчас позволила думать? Что человек, ненавидящий её, и её маму больше, чем кого-либо растает, подобреет, и согласиться однажды сходить с ней на свидание? После того, как отказался постельное белье давать?

“Я - полная дура, не иначе” - с усмешкой подумала девушка. “Я его откровенно боюсь, и еще думаю, что могу понравится? Очнись, Одетт. Этот мужчина пожелает у джина твоей смерти, если будет иметь возможность. Пересиди здесь темные времена, и беги прочь, пока еще ноги есть. Нечего мечтать, тебе не двенадцать лет”.

Она медленно поднялась, и медленно пошла на кухню, дверь в которую была напротив, в конце коридора. Одинокая лампочка все еще зловеще раскачивалась на потолке.

Хозяин стоял у плиты и варил кофе в серебристой турке. Запах зерен растворялся в холодном воздухе, отчего-то захотелось закашляться.

Огромная кухня-столовая. Совершенно новый кухонный гарнитур из темного дерева, с линейной резьбой. Мелкая, серая, матовая плитка на полу в рабочей зоне, и бежевая на стенах между шкафчиками, в мелкий коричневый цветок. На окнах стояли горшки с декоративным миртом. В зоне столовой стоял широкий круглый стол, из того же дерева, что и гарнитур, и три изящных темных стула. Чуть поодаль - прямой, мягкий, бежевый диван с коричневыми листиками, на котором лежали две белые декоративные подушки. К стене напротив кронштейном был прицеплен огромный тонкий телевизор.

- Ты, прямо, брат-магнат. - Прошептала Одетт, гладя, как раскачивались прозрачные шторы возле открытой балконной двери.

- Ничего подобного. - Глухо процедил Эрен. - Я давно готовился к этому ремонту. Работаю на обычной работе. - Он чуть обернулся и прищурился. - Давай не будем тянуть. Не удивлюсь, если мы оба друг друга бесим, так что поговорим на чистоту. Я никогда отсюда не съеду. Ни за что. Надеюсь, сестра, ты это понимаешь. Но я как-то больше не жду, что мне на голову упадет божья милость, и ты завтра умрешь. - Он мерзко усмехнулся. - Поэтому, хочу предложить сделку. После полноценного вступления в наследство, я выкуплю у тебя еще пол квартиры, и ты исчезнешь отсюда в тот же день.

- Этот процесс может затянуться. - Девушка с грустной ухмылкой опустила глаза. Все же она знала, что он зол на её семью, не хотелось услышать о его желании её кончины. - В лучшем случае мы полноценно вступим в собственность через пол года.

- К сожалению да. - Андертест вновь чуть обернулся. - Я посмотрел цены на аренду жилья. В нашем районе они начинаются от тысячи долларов. У меня ремонт, сейчас я не готов к таким тратам. Но если будет вариант дешевле - я предпочту, чтобы ты съехала, даже ценой моего кошелька.

- Хорошо.

- Ах да, кстати. - Мужчина взял турку, и стал осторожно переливать её содержимое в белую керамическую чашку. - Я женюсь. И пока ты здесь не нарисовалась, я собирался съехаться со своей невестой. Не знаю теперь, как поступить. - Он взял готовый напиток и поднес его к лицу, вдохнув запах концентрированного кофеина.