Олег указал рукой в направлении одинокой фигуры в черном пиджаке. Седовласый, коротко стриженый, плотный молодой мужчина стоял у шлагбаума при въезде на территорию морга. В тот момент, когда толпа у ворот расступилась, пропуская четырех коренастых мужчин с испитыми лицами, выносивших гроб, Ярослав бросил под ноги сигарету, придавив черным остроносым ботинком, и стремительно зашагал к носильщикам. Получив указания, те водрузили гроб на стол, устланный фиолетовым бархатом, стоящий слева от входа, около зарешеченных темных стекол. Человеческое озеро полукругом обтекло скорбный остров.

Первой прощаться подошла мама, за двое суток постаревшая на десяток лет. Во многом благодаря ей Андрей выбрал свою профессию, и он всегда привык видеть Ольгу Михайловну деловой и самодостаточной женщиной, не позволяющей улыбке покидать еще недавно моложавого лица. Он отвел глаза от душераздирающего десятиминутного плача над телом единственного сына. Спустя какое-то время Андрей обнаружил себя уже во главе печальной очереди.

На белом шелке, одетый в свой единственный, купленный еще по случаю выпускного костюм, лежал Сашка. Челюсть была чуть скошена, левый глаз остался открытым, но синяя радужка вместе со зрачком скрылась где-то за верхним веком. Андрей наклонился и поцеловал черно-белую ленту с церковно-славянской вязью, лежащую поперек обескровленного лба, и отошел в сторону.

По завершении прощания состоялась поездка на Нагорное кладбище, открытое в начале года и уже заполненное наполовину. Аккуратный холм стылой земли и деревянный крест с вытравленными на табличке датами: «15.10.1992-20.09.2013» на фоне безрадостного серого неба стоял перед глазами Андрея всю обратную дорогу. Поминки были назначены на шесть часов вечера все в том же «Грехе».

Красный неон вывески был предусмотрительно погашен: клуб сегодня официально закрыт для гостей. Об этом хозяин сообщил во всех социальных сетях, принося обычные по такому случаю извинения. Отсутствие музыки, составленные вместе столики, выдернутые из уютных ниш, и выключенная подсветка барной стойки необъяснимым образом наполняли помещение унылым казенным запахом. На поминки собралось значительно меньше людей, чем на похороны: в основном одноклассники, пара-тройка знакомых с института, несколько потерянного вида мужчин, пришедших явно, чтобы поддержать мать усопшего. Риты среди собравшихся не было: еще после поездки на кладбище она сообщила Андрею, что побудет сегодня со Светой, предварительно взяв с него обещание, что с ним все будет в порядке.

После первой рюмки пшеничной зазвучали первые разговоры, в основном о каких-то малозначимых и забавных событиях из жизни Филина. Однако по мере возрастания градуса все чаще присутствующие стали искать и находить потайной смысл в последних своих разговорах и встречах с покойным. Как это обычно бывает на застольях, стали образовываться почти изолированные группы, обсуждающие свои догадки. Занятое Андреем место находилось на пересечении двух таких групп. В одной шло обсуждение возможной трагической любви, в другой полушепотом говорили о вероятных проблемах с наркотиками. При попытках соседей-ораторов вовлечь его в одну из дискуссий Андрей делал вид, что чрезвычайно увлечен стоящим перед ним «Цезарем». На самом деле его единственным поставщиком калорий за этот вечер была пшеничная водка, расставленная на столах из расчета бутылка на гостя. Все чаще за столом стали мелькать фразы из разряда «наверное, это я виноват, надо было тогда с ним встретиться, поговорить, ведь он звонил мне где-то за неделю…». За ними шли утешения с последующим самообличительством в душевной черствости. «Так быстро без причины не хоронят» – вторая по распространенности фраза, сказанная полушепотом больше дюжины раз.