В конце концов, Реми вышла на пенсию. Она жила на Авалоре, в тихом и уютном доме.

Она часто гуляла по лесу, наслаждаясь красотой природы. Она читала книги, слушала музыку и общалась с друзьями.

Она была счастлива. Она знала, что она прожила достойную жизнь.

Однажды, когда Реми гуляла по лесу, она увидела ребенка, играющего с кристаллом Прогениторов.

Реми подошла к ребенку.

– Что это у тебя? – спросила она. – Это кристалл, – ответил ребенок. – Я нашел его в лесу.

– Можно посмотреть? – спросила Реми. – Конечно, – ответил ребенок.

Реми взяла кристалл в руки. Она почувствовала волну энергии, пронизывающую ее тело.

Она увидела видения. Она увидела будущее.

Она увидела мир, где люди живут в гармонии с природой. Она увидела мир, где наука и знания превыше всего. Она увидела мир, где люди будут летать к звездам и исследовать вселенную.

Она увидела будущее, которое она помогла создать.

Реми улыбнулась. Она знала, что все будет хорошо.

Она вернула кристалл ребенку.

– Будь осторожен с ним, – сказала она. – Это очень мощный предмет. – Я буду, – ответил ребенок.

Реми пошла домой. Она знала, что ее работа закончена.

Она знала, что она оставила после себя наследие, которое будет жить вечно.

Она знала, что она была капитаном Реми, и она сделала все возможное, чтобы защитить галактику.

И она знала, что она не боялась ничего.

В финальном кадре Реми стоит на вершине горы и смотрит на звезды. Она улыбается. Она знает, что будущее в надежных руках.

История завершается словами:

“И так, эхо войны Прогениторов затихло, уступив место мелодии надежды. Наследие капитана Реми и ее команды будет жить вечно, вдохновляя новые поколения на защиту света во тьме космоса.”

В Центре Управления Полетами имени Королева, в огромном зале, освещенном зеленоватым светом экранов, повисла удушающая тишина. На стенах, словно окаменевшие свидетели драмы, замерли огромные проекции траектории полета МКС и биометрические данные экипажа. Доктор Ирина Соколова, главный врач российского космического агентства, стояла, прислонившись к холодной металлической консоли, и впивалась взглядом в пульсирующую кривую кардиограммы Алексея Петрова, бортинженера 37-й экспедиции. Цифры неумолимо падали.

В зале находились десятки людей, но казалось, что все затаили дыхание. Инженеры склонились над своими пультами, пытаясь найти хоть какой-то сбой в системах жизнеобеспечения станции, что могло бы объяснить резкое ухудшение состояния космонавта. Связисты пытались пробиться к МКС, но эфир молчал, словно что-то невидимое глушило сигнал.

Ирина чувствовала, как пот медленно стекает по ее спине, несмотря на прохладу в зале. Алексей… он был одним из лучших. Физически безупречен, психологически устойчив, настоящий профессионал. Как такое могло случиться?

Первые признаки появились после трех месяцев на орбите. Легкая раздражительность, бессонница, потеря аппетита. Сначала все списали на акклиматизацию к невесомости, на стресс, связанный с длительным пребыванием в замкнутом пространстве. Космонавты – не машины, им свойственно уставать. Но потом началось то, что невозможно было объяснить никакими научными данными. Алексей начал видеть странные тени в периферическом зрении, слышать шепот в наушниках, когда эфир был абсолютно чист. Он говорил о каких-то “космических глазах”, что следят за ним из темноты.

Ирина нахмурилась. Она перебирала в памяти все возможные варианты: гипоксия, вызванная неисправностью системы регенерации воздуха, воздействие космической радиации на мозг, гормональный сбой, психическое расстройство, спровоцированное изоляцией… Ничто не давало исчерпывающего ответа. Результаты анализов, полученные с МКС, были в пределах нормы. Полный парадокс.