Как-то раз Хэйзл тоже захотела глянуть в телескоп. Роза поставила рядом стул, чтобы окуляр оказался на уровне ее глаз. Они по очереди заглядывали далеко-далеко во вселенную. Сатурн походил на коленку, измазанную йодом, Нептун был как заплесневелый персик, Юпитер напоминал наполовину обсосанный леденец, Меркурий можно было сравнить с мраморным шариком, галактики выглядели как раскрошенное печенье и как пена из мыльной ванны, пузырящаяся на ладони.

– Тебе очень повезло, – сказала она Хэйзл. – Ты получишь образование! Наверное, это здорово? Мне бы хотелось пойти учиться и читать толстенные книги по математике как увлекательные романы. Тебе не кажется, что математические проблемы прекрасны, если на них посмотреть? Мне кажется. Они мне напоминают маленьких забавных насекомых, приколотых булавками к пробковой доске. Смотришь на них и думаешь, откуда они такие взялись.

– А я вообще никогда на учителя не обращаю внимания, когда он приходит.

– Ну, это ты зря. Постарайся себя хорошо вести, когда он тебя учит.

– Нет, я не могу удержаться и не быть плохой. Я все время себе обещаю, обещаю, обещаю, что не буду плохой. А потом опять беру и делаю что-нибудь плохое.

– Это потому, что мы девочки. Нам полагается иметь только чувства. Мысли нам иметь не позволено. Замечательно бывает грустить, быть счастливым, сходить с ума и влюбляться, но все это только настроения. Чувства ничего не могут сделать. Чувства – это только реакция. А мне не хочется всю жизнь только реагировать. Мне еще хочется действовать, причем действовать продуманно.

Остальным слугам Роза очень нравилась. На кухне она жонглировала яйцами. Младшие горничные с поварихой помирали со смеху, кричали, что она обязательно все их перебьет.

Она в чулках ходила по перилам. Принося тарелки из столовой, она делала вид, что путешествует. Челядь визжала от восторга, полагая, что у нее не все дома. Им особенно нравилось, когда она изображала, как пытается пройти в открытую дверь, но ее, словно в аэродинамической трубе, выталкивает ветер.

Они еще никогда не видели девочек, высмеивающих людей, которые пукают. Наклоняясь вперед, чтобы что-то поднять, Роза издавала громкие звуки, имитирующие выход газов. При этом все раскатисто ржали. У нее было восхитительное чувство юмора.

Еще никогда Хэйзл и Эрнест не были так счастливы. Роза могла их контролировать просто в силу того, что была ненормальнее самих детей. Они втроем сидели во дворе в сложенных из газет треуголках. Прислуга очень удивлялась, узнав, что она выросла в приюте и ей там не сделали лоботомию.

Как-то ночью Роза сидела у себя в комнате. Весь вечер шел дождь. Мягкий шелест капель по крыше напоминал звук, с которым девочки снимают чулки, постепенно скатывая их с ног. Она скучала по Пьеро.

Роза вытащила из-под кровати чемодан. В нем лежали ее самые дорогие вещи. Она вынула план, который набросала на листке бумаги в трамвае, когда они с Пьеро были еще совсем детьми. Он показался ей самым нелепым планом в мире. Он пришел ей в голову, когда на нее нахлынуло вдохновение. Разве кто-нибудь знает, почему к кому-то внезапно приходит вдохновение? Возможно, это ангел шепнул ей что-то на ушко. По краю листка были нацарапаны какие-то каракули, чем-то напоминавшие виноградную лозу, ползущую вверх по белой стене.

Все казалось фантастичным и глупым. Это походило на придуманную историю, которую она когда-нибудь будет рассказывать детям. Будущее ей сулило лишь роль уборщицы в богатых домах. Больше она ни на что не годилась. Но этот листок Роза продолжала бережно хранить. Это была самая дорогая для нее вещь, вместе с ее детской фотографией. Глядя на то и другое, она с ностальгией вспоминала обо всем хорошем, что было в приюте, забывая обо всем плохом.