Какое-то время он боролся со своим взбунтовавшимся самолюбием, потом вдруг севшим петушиным голосом спросил:

– Я вообще где?

– Знаешь, друг, одно могу сказать тебе точно: ты примерно там же, где и я. Только не спрашивай, где я, хорошо?

– А как мы здесь оказались? – совсем уж жалобно поинтересовался он.

– Нет уж, это ты мне скажи, как ты здесь оказался. Может, тогда и мне понятнее будет, как здесь оказался я. Кстати, можешь звать меня Фермер. Меня тут все так зовут. Ну, то есть все, кто разговаривает, – не слишком понятно уточнила голова.

– Я Игорь Александрович, – пробурчал он, чувствуя, что шея отказывается продолжать светскую беседу в таком катастрофически неудобном положении.

В этот момент совсем издалека – на этот раз слева – донесся высокий мужской голос с откровенно издевательскими нотками:

– Нет уж, дорогой новобранец, «Александрович» – это слишком долго, орать замучишься. У нас тут все запросто: тот плохо воспитанный лохматый господин через два барака от меня – Фермер, я, уж извините, Эйнштейн. Прошу без выводов о моей мании величия, это не я придумал. Просто нашему уважаемому Фермеру покоя не дает мое профессорство.

Пока он пытался уговорить шею потерпеть еще немного, снова вступил Фермер:

– Знаешь, новичок, он хоть и Эйнштейн, а не понимает, что мы когда-нибудь отсюда выберемся. А я, скажем, вовсе не хочу, чтобы кто-то из вас меня потом вычислил. Зачем кому-то знать, что такой-то на высоте триста метров над уровнем моря в своей рвоте и моче валялся? Так что не выпендривайся, просто скажи, кем работаешь, мы сами сочиним, как тебя звать.

Доводы Фермера звучали весьма убедительно, и он с сердитой досадой сообщил:

– Я советник!

– Ух ты! – изумился Фермер. – И чей ты советник? Президента?

– Хозяина компании! – раздраженно прокричал он и в следующую же секунду пожалел о своей неосторожности, потому что Фермер тут же заорал:

– Я понял, ты – холуй!

– Да пошли вы в задницу! – обозлился он, втянул голову внутрь своей коробки и с бесконечным облегчением уткнулся лбом в пол.

– Слышь, Эйнштейн, он нас даже в задницу на «вы» посылает! Эй, Холуй, ты не обижайся, я ж не со зла, просто слово хорошее. Старое… – и Фермер даже причмокнул мечтательно.

– И, судя по реакции нашего советника, точное, – внес свою лепту Эйнштейн.

…На борьбу с разъяренным самолюбием у него ушло не меньше часа. Все это время Фермер с Эйнштейном продолжали перекрикиваться, но он в их разговор не вслушивался.

Ему казалось немного странным, что слово «холуй» ухитрилось перекрыть своей омерзительностью весь ужас и непонятность его нынешнего положения. Наверное, дело было в том, что это слово вернуло его на месяц назад, когда он тонул в безнадежности и обиде: за что? почему именно сейчас?! и что со всем этим делать дальше?!.. А теперь эти две безнадежности радостно сложились воедино – или даже умножились друг на друга, – и с тем, что получилось в результате, жить оказалось еще невозможнее, чем после последнего разговора с шефом.

Впрочем, разговором это трудно было назвать: просто шеф (как всегда, на бегу) бросил, что наконец-то нашел себе нового помощника. Пару последних недель, правда, в воздухе витала некая обрывочная информация, но он-то надеялся, что верить ей глупо: целых десять лет шеф и думать не желал о лучшем помощнике, так с чего бы теперь?..

Выяснилось, есть с чего. Правда, ему, Игорю, никто ничего так и не объяснил. И когда он через пару часов сделал попытку поговорить с шефом, тот несказанно удивился:

– А ты разве не знал?! Мне казалось, все знают… Зайдешь в кадры, я им сказал, они тебе предложат какой-нибудь шоколадный вариант.