Лечение, предложенное странным эскулапом, возымело свое действие практически с первых дней. Больной быстро шел на поправку и мог самостоятельно вставать и прогуливаться по комнатам уже через неделю. Почти все это время он молчал, только слушал. Друг его юности граф Павел Александрович Строганов, а ныне иеромонах Зосима, проводил с ним все дни, читал ему Новый и Ветхий Завет, философские трактаты и свежие газеты. Он совершенно убедил бывшего монарха в необходимости оставления мира ради умиротворения души. Через сорок дней совсем уже поправившийся Александр принял монашеский постриг с именем Варфоломей по имени святого, чье тезоименитство праздновалось в тот первый день, когда скончался император всероссийский и родился новый человек. Возвращаясь из церкви и проходя мимо дворца, они увидели траурную колесницу, на которой стоял гроб. Готовились к отправке тела в Петербург. Проходя мимо, новоиспеченный инок не выдержал и задал своему приятелю, а теперь и наставнику, вопрос, который мучил его все это время:

– Так кто же лежит под крышкой этого великолепного гроба?

Ответ прозвучал мгновенно и даже несколько суетливо, видно было, что спутник ждал его давно:

– Узнаешь, Саша, всему свое время. Сейчас правда может сильно потрясти тебя, а ты еще слаб. Учись быть терпеливым.

* * *

Зосима закончил свой рассказ, когда монахи уже вошли в ворота лавры. Они поднялись в свою келью на втором этаже братского корпуса, и тогда Варфоломей с иронией спросил Зосиму:

– Что-то я не услышал в твоем рассказе про еврея с красками и кистями. Как тебе удалось все это состряпать?

В это время раздался залп артиллерийского салюта. Погребение завершилось.

Чернобородый монах перекрестился, прошептал: «Мир праху его. Аминь», – и, обращаясь к собеседнику, продолжил:

– Ну вот он и погребен. Пришло время открыть тебе и главную тайну всей этой истории.

В тускло освещенной несколькими свечами душной комнате раздался крик новорожденного. До этой минуты в ней находились всего трое. На расположенной в центре кровати под кружевным балдахином на сбитых сырых простынях лежала стонущая от боли схваток женщина. Рядом с ней находился мужчина – доктор, дававший советы и указания суетившейся возле роженицы повитухе. Все шло нормально. Доктор был деловит и внешне спокоен. Повитуха была суетлива и взволнована. Как-никак ожидалось рождение наследника российского престола. А предыдущая попытка появления на свет внука императрицы Екатерины Великой окончилась смертью и роженицы, и плода. Первая жена цесаревича Павла, единственного претендента на российский престол, великая княжна Наталья Алексеевна скончалась родами чуть менее полутора лет тому назад. Но вакантное место было быстро занято новой претенденткой, лежащей сейчас на кровати и стонущей в схватках Луизой Вюртембергской, крещенной с именем Марии Федоровны. Живот был велик. Видимо, младенец оказался слишком крупным, и роды проходили тяжело. По крайней мере, так казалось повитухе.

Не прошло и нескольких минут, когда только что исшедший из чрева матери ребенок издал первый вопль, как комната наполнилась народом. Он закричал. Не то от боли, причиненной скальпелем врача, когда тот ловко отрезал пуповину и завязал ее аккуратным узлом, не то от жалости расставания с уютной материнской утробой. Но этот крик первого страдания от явления в мир нового человека вызвал бурю радости у целой толпы людей.

Первой в комнату ворвалась властного вида полнеющая женщина средних лет, императрица всероссийская Екатерина Алексеевна. Она бросила на кровать роженицы тугой кошелек, набитый новенькими золотыми червонцами, и взяла из рук доктора на руки красное, еще не омытое тельце. В ее глазах вспыхнула радость: это был мальчик! За ней, широко шагая и бесцеремонно расталкивая других придворных, ввалился одноглазый великан – граф Потемкин, будущий светлейший князь Таврический. Он выхватил ребенка из рук женщины и, торжественно подняв его над головой, сверкнув единственным глазом на теснящихся в дверях придворных, произнес: