— Я оставила тебя только по старой доброй дружбе. Знаю, как тебе нужны деньги. И помню, через какие дебри судьбы мы с тобой пробирались бок о бок. Но к Ане ты больше не притронешься.

— Женька… — подруга протянула по ко мне руку, но я отмахнулась и отвернулась. — Женечка, мне просто срочно надо было с ним поговорить… Ты не понимаешь, я ведь…

— Отдыхай, загорай и вкусно кушай. И зарабатывай деньги. Когда мы вернемся домой, подругами больше не будем, — встав с лежала, я побрела к себе.

— Но, — всхлипнула девушка, — ты мой единственный родной человек! Пожалуйста, выслушай…

С полным неверием я осмотрела девушку, словно впервые:

— А почему ты забыла об этом, когда бросила мою дочь на Ксению? Ту, что ее чуть не утопила?

Ответа не было. Снежка открывала и закрывала рот, как немая рыбка. Поэтому я ушла.

В каюте было пусто. Поставив кроватку с Аней в ванную комнату, я быстро приняла душ. Оставить дочь одну теперь боялась. Островского не было. Разместившись на постели, я устало стянула лиф купальника, в котором все еще ходила. Малышка сразу же взяла грудь, а я неожиданно для себя быстро задремала.

Проснулась резко, как от толчка. Во тьме комнаты я сразу разглядела перед собой лежащего мужчину. Он не спал, смотрел на меня цепко и внимательно.

— Доброе утро, — прошептал Островский хриплым басом вполголоса.

Аня все еще кушала. А я, вырванная из глубокого сна, нервно оглядывалась по сторонам. Не сразу осознала, что без верха. Да и низа особо не было — лишь маленькие скромные бикини.

— Тебя ничего не смущает? — многозначительно покашляла я. Попыталась укрыться, но одеяла не было. Кто-то его убрал.

— Нет. Это естественно… — с придыханием Леша опустил взгляд. Бегло пробежался по дочке, а потом сконцентрировал взгляд на той груди, что была совсем не занята. — И очаровательно.

Щеки пылали румянцем, дыхание сбивалось. Стараясь выглядеть спокойной и не смущенной, я рвано выдохнула:

— Что тут очаровательного?

— Молоко, в груди… — язык вяз во рту, мысли путались. Островский казался мне все более несобранным. — Всегда было интересно…

Он оборвал сам себя, будто отрезал. А меня резко начал душить интерес. Так что я не сдержалась и спросила:

— Что «интересно»?

Знала, что пожалею. Но маленький демон внутри меня почему-то заставлял развить этот разговор. Он будил внутри что-то странное… Чувство, о существовании которого я давно забыла. И идентифицировать не могла.

— Молоко… — в темноте комнаты голос Островского звучал как-то дико и голодно. — Какое оно на вкус.

— Ну… — в полной растерянности я оглянулась вокруг. Все еще не до конца проснувшаяся, выпалила первое, что пришло в голову: — Хочешь, я дам тебе попробовать.

— Хочу, — произнес он еще до того, как я ответила. Резко и решительно. Будто только и ждал предложения.

Анечка доела. Все это время Островский лежал напротив и будто даже не моргал. Я мягко подняла почти спящего ребенка и отнесла в колыбель. Развернулась, но и шагу сделать не успела. Он перегородил мне путь.

— Ой! — цепкие руки сжали ягодицы и поднял над землей. — Что ты делаешь?

Я приземлилась на край столика. Бедра были зажаты между его ног.

— Принимаю приглашение, — произнес он, тараня взглядом.

Не сразу я поняла, о чем речь. Лишь когда мужские руки опустились на мою налитую молоком грудь, а после я ощутила нежное касание губ. Невесомое, как к фарфоровой кукле. После напористей и напористей…

— Я ведь не это имела в виду… — голова закружилась, ноги обмякли, а приятное тепло обволокло тело по щелчку пальцев. Никогда ранее я не ощущала к себе такого бережного, но в то же самое время напористого внимания. Мужчина словно ставил клеймо — «мое». И я таяла… Дрожала, запрокинув голову и закусив нижнюю губу. — Черт… Продолжай…