— Мамочки-папочки… — руки тряслись, пока я таскала Аню из одного угла комнаты в другой. — Когда же они договорят?

Интуиция внутри шептала: речь идет о нас. О чем говорят мужчины? Что обсуждают так экстренно, в восемь утра воскресенья?

Вдруг дверь распахнулась с глухим громким эхом. От страха я подпрыгнула. Обернулась, а Роб Ричардсон уже смотрит на меня со своим хитрым пугающим прищуром.

— Ох, Женечка! — слишком уж вежливо протянул он. Даже самый не чувствительный человек бы понял: он говорит не искренне. Почему-то видеть меня не рад. Неужели, все узнал? Про ложь и любовницу… Пока мысли мои убивали изнутри, старик тем же тоном продолжил: — А мы как раз обсуждали с вашим мужем мою яхту на Сейшелах.

«Вашим мужем», — он выделил особенно четко. На глазах моих появились слезы… Легкие свело спазмом, стало больно дышать.

— И, — я с трудом вспомнила родной язык, — что там?.. На Сейшелах.

— Яхта, милочка. Я же сказал. Ях-та, — меня осмотрели пристально и с интересом. Как зверушку перед забоем. — Вы с Алексеем едете к нам. Ксения очень настаивала. Видимо, жена моя к вам особенно прикипела.

«Особенно прикипела», — и снова этот многозначительный тон. Мол, читай между строк. Меня уже всю трясло, а Анечка зарыдала. Видимо, чувствовала, что мама сейчас хлопнется в обморок.

— Знаете, у нас другие планы, — затараторила я едва внятно. — Муж отправляет нас с дочкой в Мексику. Там лучше климат и…

Теперь я готова была оборвать контракт. Хотела сбежать прочь! От жуткого типа по имени Роб Ричардсон. От «мужа», который вчера чуть не перешел грань. От мира больших денег и больших обязательств.

— Нет, Женя, — из-за спины Роба появился мой босс-муж. Он держал в руках стакан с темным содержимым и жадно делал большие глотки. Вряд ли это был яблочный сок. И наплевать, что завтрак в воскресенье только через полчаса. — Мы летим.

Островский был чернее тучи. Серьезный, злой и какой-то потерянный.

— Но… — мне от отчаянья хотелось бежать. Бежать без оглядки! Сломя голову! И, главное, не оглядываясь…

— Никаких «но»! — чересчур грубо перебил меня Островский. По черным глазам я четко прочитала: сейчас не спорь, не время. Иначе будет хуже. — Яхта на Сейшелах ждет.

Ричардсон довольно усмехнулся. Понравилось старику, как со мной огрызается «муж». Он явно одобрял, когда женщин ставили на место. Сексист хренов!

— Соглашайтесь, Женечка, — Роб подошел ко мне вплотную и замер. Усмехаясь, как черт. Изучая с немым вопросом: боишься? А потом внезапно поцеловал мне руку. Так холодно, будто покойник. — Вам понравится. Солнце, теплая водичка и новый купальник… Что еще женщинам надо?

Со мной говорили, как с умственно отсталой. Ну, и ладно… Плевать, что думает обо мне этот хрыч, лишь бы дочку не трогал…

А он хотел! Руку протянул, собирался повернуть к себе детское личико. Я не сдержалась и отшатнулась назад, сгладив ситуацию улыбкой и ласковым тоном:

— Мы будем. Спасибо за приглашение!

Хмыкнув, Роб спокойно развернулся и молча ушел. Только лишь когда дверь за ним захлопнулась, я смогла выдохнуть. А Островский развернулся, чтобы снова запереться в своем неприступном кабинете.

— И, — я бросилась за ним следом, — это все? Никаких объяснений?!

— Ах, да, прости... — нервно растерев пульсирующую вену на виске, он торопливо выдохнул. — То, что произошло вчера — недопустимо и непрофессионально. Больше не повторится, будь уверена.

Это радовало. Но на повестке дня стояла другая, более животрепещущая новость:

— Зачем нам ехать на Сейшелы, Леша? Я не хочу. Давай не…

— Женя! — меня снова одернули холодно и непоколебимо. Напоминая, что я тут никто. Нанятая рабочая. Надо помнить свое место. — Если бы мы могли не ехать, не ехали бы…