– Всего лишь то, что тебе не стоит винить во всем только себя. И полагаться на других.

– Это моя вина, Слав, разве ты не понимаешь? Я несу за это ответственность. Поэтому не имею права вовлекать в это других людей. Это не их война.

Снова разговор, который он ненавидел. Радомир наперёд знал, что скажет Анслав, и что ответит сам. Такой обмен фразами успел превратиться в своеобразный ритуал. Но, если аргументы не вызывали в нем уже никаких эмоций, то внешний вид друга ежедневно напоминал о постоянной боли. Слав не выглядел, как человек, он был живым огнем. Медленные, дикие языки синего пламени каким-то образом приобретали знакомые черты, сливаясь вместе, в неведомой пляске. Длинные голубоватые волосы подрагивали на воздухе, словно колыхаемые ветром. Каким-то образом, пламя могло приобретать даже черты лица, хотя и в своей странной, потусторонней форме. На его голове даже появилась повязка на лбу, как было принято в Вересе. Все это казалось лишь попыткой изобразить человека и каждый раз, глядя на него, или на Малина, или на Вилмана, он не мог сдержать дрожи. Огонь преисподней преследовал его повсюду.

– Не соглашусь, – покачал головой Слав и присел рядом, потусторонние волосы продолжали жить своей жизнью, будто сейчас был сильный ветер. – Ты видишь этих несчастных каждый день. Они болеют, страдают и становятся жертвами…этого. Радомир, ты не сможешь помочь им всем в одиночку. Эти люди уже стали частью всего этого. Тебе не стоит принимать решение за них. Так же, как ты уже принял его за нас.

Это было что-то новенькое, но Анслав на этом не остановился:

– Ты же видел, что произошло вчера. Что-то надвигается. Что-то странное. Если раньше, я был с тобой согласен, считал, что ты сможешь держать все под контролем, то теперь становится ясно, что это не так. Боже, Радомир, ты напоминаешь мне человека, который продолжает танцевать на балу старый танец под новую мелодию. Но ты ведь не такой.

– Какой?

– Ты ведь не станешь пускать в стену стрелы?

Радомир усмехнулся, когда-то это было одно из его собственных, любимых выражений.

– Хорошо. Допустим, я решусь на это, и что дальше? Ты полагаешь, эти люди мне поверят? Они даже не ощущают скверны вокруг. И они считают, что просто болеют. Каждый из них высмеет меня, или решит, что я безумен. А ты прекрасно знаешь, что делают с надоедливыми безумцами.

– Может кто-то отзовется. Нельзя сдаваться прежде, чем ты начинаешь. Ты ведь сам это всегда говоришь: решиться на что-то – это уже победа. Ну, так решись. Попробуй. Я не думаю, что станет хуже. Мне трудно это представить.

– А ведь ты никогда не страдал от недостатка воображения… Эти люди ничего не знают, они не могут увидеть этого или почувствовать.

– То, что было вчера, могут увидеть все.

– Они решат, что человек просто сошел с ума. Что это горячка. Если я скажу, что его тело захватило нечто, как скоро они потащат меня на костер, как еретика? И кому я должен это говорить? Кто мне поверит? А, самое главное, поможет? Может, такой, как Алексий?

– Вот уж плохая кандидатура, – нахмурился Слав. – Не хочешь о нем поговорить?

– О чем именно?

– Хотя бы о том, почему ты это сделал. Малин вчера весь день говорил о том, как подозрителен этот тип. Я с ним согласен. Он такой… странный. Пугающий и скрытный. Ты же вроде хорошо разбираешься в людях, Радомир. А он темнит. Малин даже не хочет оставлять его без присмотра, он считает, что девочке грозит опасность. На счет этого не уверен, а вот тебе она грозить может.

– Что ты хочешь услышать? Что я совершил ошибку?

– Я не Малин, – пожал друг синими плечами, с которых срывались языки пламени. – Просто скажи, что ты в курсе. Мне будет этого достаточно. Ты всегда знал, что делаешь.