– Почему ты сбежал? – резко спросил инспектор.

Отчет врачей показал, что в течение восьми лет Раон был «отличником» – не нарушал распорядка, со всеми вежливо держался и даже интересовался книгами. Но десять месяцев назад он стал беспокойным, а спустя восемь недель сбежал, проникнув на кухню и устроив взрыв газа.

Какая-то перемена произошла в Кавадо – может, его встревожила случайная новость? Что-то случилось в больнице? Или замысел он вынашивал годами и просто ждал момента? Так или иначе, в ответе заключалась разгадка дальнейших поступков, и до него стоило добраться.

– Паршивый сын занял мое место, – забывшись, Раон попытался скрестить руки, и цепи зазвенели.

– Кого ты называешь паршивым сыном?

– Того, кого отец выбрал наследником вместо меня.

Грей положил руку на часы, прикрыв циферблат. Речь явно шла не о настоящих отцах и сыновьях – может, об учителе и учениках? Или о пастыре и верующих? Обе версии могли иметь смысл. Надо проверить списки тех, кто приехал в город десять-двенадцать месяцев назад или был избран на управленческие должности.

– Наследником чего?

– Войны за мир.

Раон неожиданно хихикнул, словно сказал шутку. Это был нервный смех душевнобольного человека – Кавадо был таким всегда или его свели с ума годы в больнице? И снова обе версии могли иметь смысл.

– Вы не хотите, чтобы искра вернулась, да? – Кавадо перегнулся через стол, насколько позволяли цепи, и пристально посмотрел в карие глаза Грея. – Грязные птицы. Служите выродку-королю, но что хоть один из вас знает о жизни обычных людей?

Раон дернулся с такой силой, что на секунду показалось, сталь не выдержит.

– А знаешь, каждый перед смертью вспоминал не о том, что сделал – о том, что делают с ним. Никто так и не понял, почему я их выбрал.

В правом глазу Кавадо лопнул сосуд, и белок начал наливаться кровью. Раон не чувствовал этого, продолжая смотреть тяжелым, пристальным взглядом. Рот приоткрылся, он по-звериному показал зубы.

Грей перевел стрелку на десять минут вперед и тихо, чтобы Кавадо прислушивался, произнес:

– Время летит быстро. От часа остается все меньше.

Раон медленно опустился на стул, кончики губ подрагивали.

– Отец должен был выбрать меня, должен был! – голос перешел на визг.

Грей задумчиво потер заросший подбородок. Раон поселился в заброшенном храме, соорудил статую бога из частей тел – в фанатизме не стоило сомневаться, но что сделало его таким? Вернее, кто?

Большая часть жителей Алеонте поклонялась Эйну-Дарителю. Это была религия беглецов, и они выдумали себе бога, который прощал их низменные грехи и принимал всех, любыми. Церковь учила быть собой, учила защищать, бороться и не опускать головы, когда свистят кнуты. Наверное, это была хорошая религия, и лишь одно вызывало осуждение служителей других богов – она не учила становиться лучше.

Но беглецы не просили уроков – они искали убежище, и церковь охотно принимала их в свое лоно. То, какой собачьей преданностью платили лидеру, как слушали других служителей, заставляло бояться их фанатизма.

Так что же произошло с Кавадо – он возомнил себя богом, а может, приносил жертву во славу Эйна-Дарителя или замаливал грехи?

– Да, должен был, – мягко согласился Грей. – Почему он выбрал другого?

– Он ошибся, – уверенно ответил Раон.

– Кого же выбрал отец?

– Подкидыша. А он не на стороне жизни.

Очередная фраза из словаря фанатиков. Эйн считался богом, принесшим искру жизни в мир. Кроме того, во главе церкви стояли маги крови, которых традиционно связывали с жизнью и смертью. Даже здесь мятежный город отличился – по всему континенту после губительной войны сила попала под запрет, и только Алеонте остался местом, где еще использовали магию.