Дрезина остановилась напротив большой деревянной платформы с несколькими постройками. Серафим, шагнувший на нее вслед за Петром, недоверчиво потопал ногой:

– Дерево? Натуральное?

Петр утвердительно кивнул головой, огляделся и сказал:

– Так, нам надо наше транспортное средство убрать.

После чего вернулся на дрезину и с усилием потянул какой-то рычажок. Сначала сложился и ушел внутрь рычаг, затем корпус сузился, вырос в высоту, опустился вниз так, что колеса оказались снаружи. Петр спрыгнул на землю, махнул рукой, призывая брата последовать его примеру. Серафим обалдело смотрел на происходящее:

– Э-э-э. Наверное, дрезина могла сама ехать?

– Могла, – согласился Петр, – но в ручном режиме интереснее.

Братья подняли оказавшуюся достаточно легкой дрезину и втолкнули ее в открывшуюся в сплошном деревянном настиле широкую щель. Петр снова куда-то нажал, и появилась лесенка, по которой они поднялись на перрон.

Серафим с интересом рассматривал впервые виденный им железнодорожный вокзал. С края платформы вверх поднималось несколько колонн. Наверху они были соединены поперечными балками с двумя зданиями. Все это пространство было покрыто стеклом.

– Натуральное? – с сомнением спросил Серафим, глядя вверх.

– Нет, современный материал. Не думай, что здесь все точно воссоздали так, как было в конце девятнадцатого века. Что-то – да, хотя в основном стилизация. Но туристы и от этого в диком восторге.

Братья подошли к зданию, к которому примыкала деревянная платформа. Оно было сложено из красного кирпича, с несколькими большими окнами и двумя широкими входными дверьми. Через ближайшую они и вошли внутрь. Помещение с покрытыми мозаичными плитками полами не имело перегородок, но четко делалось на две половины. В одной располагались деревянные скамьи с выгнутыми спинками, стоящие почему-то строгими рядами в одном направлении. Также здесь был пульт управления, замаскированный под тумбу для оратора, и явно утопленный в стену экран. «Здесь туристам показывают фильмы, экскурсовод читает коротенькую лекцию. Голография не используется – места маловато, да и не вписывается она в общий антураж», – объяснил Петр.

Во второй половине вокзала стояло много квадратных и круглых одинаковых столов на одной ножке и со стульями – все вычурное, округлое, без единого острого угла. Дальнюю стену занимали открытые шкафы без дверок и длинная широкая стойка. На шкафах стояла разнообразная посуда, множество бутылок и огромный ассортимент всевозможных продуктов – головки сыра, круги колбасы, сушеная рыба, несколько видов печенья и пряников… Серафим понял, что названия большей части еды он просто не знает. На стойке расположились три внушительных желтых самовара, подносы с посудой, несколько ножей, а также еда, но уже вытащенная из упаковки, частично разрезанная на маленькие порционные кусочки. За ней стояла красивая девушка в белой, ярко расписанной блузе с длинными рукавами.

Поздоровавшись, Петр вздохнул:

– Эх, жалко, что мы плотно пообедали, здесь такая вкусная еда!

– Вся натуральная? – поинтересовался Серафим.

– Нет, еда здесь самая разная, на любой вкус и размер счета. Но натуральные блюда – это просто волшебство! Кухня конца девятнадцатого века.

Еще раз вздохнув, Петр попросил чая с пирожками с земляникой. И чай, и пирожки оказались необычайно вкусными, так что братья повторили заказ.

Выйдя из зала ожидания, как его назвала девушка, братья обошли здание. По поводу второго строения Петр сказал, что оно вспомогательное, в нем кухня и подсобные помещения, не представляющие интереса. За залом ожидания была еще одна деревянная площадка, значительно более узкая, чем перрон. По краям возвышались две смотровые площадки – из дерева, с широкими брусьями, высокими перилами. Серафим ахнул от удивления. Петр его успокоил: