С хозяйкиной стороны грохнул об пол глиняный кувшин.

Взгляд Вадора вцепился в Тшеру, словно изголодавшаяся кошка в окорок.

– Что ты… – Он задохнулся и закашлялся.

Тшера выдернула Йамаран, и бывший староста сполз обратно на лавку, лапая горло и пострадавшую бороду длинными узловатыми пальцами с чёрной каймой под ногтями.

– Хочешь, завтра я в драконью постель пойду, а ваших девок он больше пальцем не тронет? – уголком губ, но не глазами, улыбнулась Тшера. – Убеждать я умею.

– А тебе, кириа, с этого что? – дрожащим голосом спросила от кухонной двери хозяйка.

– Четыре кошеля золотом, – заломила цену Тшера. – Три – если я просто всех их перережу. Но тогда с шурви сами разбираться будете.

Хозяйка и Вадор неуверенно переглянулись.

– Ну, ежели по всей деревне пройти, то ведь и наберём четыре? – то ли спросила, то ли предположила хозяйка. – Любая ж девка в следующий раз попасть может, не угадаешь… У кого дочки подрастают, те монет не пожалеют.

Вадор подумал, посопел, пошевелил лохматыми бровями, положил руки на стол, широко расставив локти.

«Решение ты уж принял. Давай, поторгуйся, и сговоримся на трёх».

– От себя кошель сверху дам, если принесёшь мне его зубы! Чтобы эта клятая рожа больше здесь не лыбилась своей белой пастью! – наконец сказал бывший староста.

«Бусы собрать хочешь?»

– Зубы ему пригодятся, чтобы локти свои кусать. Но лыбиться перестанет. А кошель свой оставь при себе, мне хватит и четырёх. – «Это и так на один больше, чем того стоит». – Уговорились? – Тшера изогнула чёрную бровь.

– Уговорились.

– Тогда мне нужны самые расторопные швейки, – сказала, поднимаясь из-за стола, – три прочнейшие шёлковые ленты и первая из ваших стареющих красавиц.

Спустя час одна из спален постоялого двора превратилась в мастерскую. Тонкие иглы серебряными рыбками мелькали в пальцах двенадцати мастериц – от самых юных до уже седовласых, – выныривая над полупрозрачной гладью тонких одежд. Под руководством Биария, управлявшегося с иглой едва ли не проворней прочих, швейки шили «свадебный» наряд для Тшеры.

– И всё-таки не по-людски как-то, – пробурчала одна из старших женщин, не отрываясь от работы. – Девка – и в штанах, словно мужик! Ещё и у рубахи материя, как паутина в росе – на солнце блестит, а без солнца насквозь вся нагота видна станет. Все мужики стекутся на её красоты глаза пялить. Срамно…

«А говорили, что все на драконий приезд по домам прячутся».

Несколько женщин согласно вздохнули, раскуривающая трубку Тшера не повела ухом, а Биарий от возмущения запунцовел не только ушами, но и всем лицом, до бритой макушки.

– Срамно, матушка, – звенящим тихим напряжением голосом проговорил он, – это по одёжке судить тех, кто за ваших дочек по острию пойдёт! А шаровары, которые вы штанами обозвали – это, между прочим, в Хисарете женская одёжа!

– Что ж, там, выходит, все девки так щеголяют? Считай, что с голым жопом? – недоверчиво переспросила пожилая швейка, и Биарий уже схватил побольше воздуха, чтобы ответить, но вмешалась Тшера:

– Я, матушка, и в покрывало завернуться могу. И мне теплее, и вашим мужикам спокойнее. Только что Дракону покрывала разглядывать, мало он их видел? Поблудит глазами по окрестностям, да насмотрит девку побелее меня. Может, дочку твою. – Она выпустила к потолку струйку сизого дыма.

Старуха замерла с занесённой над тканью иглой, искоса глядя на Тшеру в ожидании, но та свою мысль закончила и не собиралась ни краснеть, ни оправдываться, а потому стыдить и взывать к её девичьей чести стало неинтересно – всё равно не проймёт. Швейка, демонстративно вздохнув, осуждающе покачала головой.