– Масками вы тоже торгуете?

– Я всем понемногу торгую. Но, в первую очередь, информацией и знаниями. Вот – могу вам еще кое-что предложить, юная госпожа.

Он порылся в другом сундуке и протянул Сэнни книгу в дорогом переплете.

– Книга? – удивилась она. – У вас и книги есть на продажу?

– Так книга – источник знаний. Эту я могу вам порекомендовать с чистой совестью. Переведена на лиорентийский. Пользуется большим спросом. Ее покупают гораздо чаще, чем какие-то там философские или научные трактаты. Это издание, так сказать, – наглядное пособие с красочными крупными иллюстрациями, что немаловажно. Вот! – он раскрыл обложку и ткнул в картинки.

Хорошо, что Сэнни была в маске. Она почувствовала, как вспыхнули щеки, в испуге тут же захлопнула книгу и тогда прочитала название: «Искусство любви».

Плотской любви, очевидно.

Похоже, лжегорбатого скупщика ее реакция изрядно повеселила.

– Думаю, что подобного рода информация мне без надобности, – твердо сказала Сэнни.

– Зря, – не согласился торговец. – Но настаивать не смею. Давайте тогда вернемся к нашему делу.

Он оказался на редкость добросовестным продавцом, всучил Сэнни кучу всего – и, с ее точки зрения, не за такие уж большие деньги, объяснил принцип действия и всё наглядно продемонстрировал.

– Никакого обмана! – заверил он. – Я дорожу своей репутацией!

Жаль, что он в маске. Сэнни подумала, что даже по голосу его бы не опознала, потому что голос у него был пластичный, и он легко менял тембр и диапазон. Хотя, по природе, наверное, тембр у него был высокий.

– Кстати, – сказала она, – что за птица нарисована у вас на вывеске?

– Просто абстрактная птица в абстрактном головном уборе, – ответил он. – А вы предположили что-то более конкретное?

– Да, – откровенно сказала Сэнни. – Я думала, это сова. В инквизиторской шапочке.

Он пожал плечами.

– Вы не единственная, кто так думал. А некоторые из этих ваших… единомышленников высказали свои нелепые предположения в письменном виде, направив их по известному адресу. Пришлось даже кое-кого убеждать, что эти измышления не имеют под собой никакой почвы и являются плодом извращенной фантазии самих авторов… Так что я вынужден был поклясться перед лицом представителей местной власти, что на вывеске – не сова. А шапочка – просто шапочка. И продолжаю утверждать это снова и снова.

Он легко заговорил ей зубы, и, похоже, готов был болтать без передыха, если бы его не отрывали то и дело покупатели и вернувшиеся в лавку помощники. Сэнни боялась наговорить ему про себя лишнего и, в конце концов, попрощалась, сославшись на то, что торопится.

– Приходите еще! – предложил он. – Я хотел бы с вами поговорить – в не столь шумной и суетливой обстановке.

Сэнни не совсем поняла, что он имел в виду. Наверное, ей всё же стоило его остерегаться – он и сам вполне мог быть осведомителем Инквизиции, такой… подозрительно услужливый и обходительный.

Вернувшись домой, она переоделась, захватила свою сумку – ничего не поделаешь, придется ее оставить где-нибудь под присмотром местных слуг, взяла лодку и поплыла по Главному каналу к особняку элмаденских купцов.

Потолкавшись в битком набитом парадном зале, она вышла во внутренний парк. Как и все, присутствовавшие на приеме, Сэнни была в маске и карнавальной накидке и потому надеялась, что в такой сутолоке не привлечет ничьего внимания. В парке стояли столы, где любой желающий мог выпить и перекусить. По большей части чисто условно – чтобы что-нибудь положить в рот, приходилось одной рукой приподнимать маску. Не слишком удобно. Главной изюминкой были специальные пироги, в которых ради потехи запекали различных животных. В смысле, не совсем запекали, а помещали внутрь. Сэнни видела, как лиорентийский нобиль взрезал один из пирогов ножом, и оттуда выскочил оторопевший петух – общипанный, без гребешка, с двумя перьями вместо хвоста. Он принялся скакать по всем столам, а гости давились неудержимым смехом.