Мужчина замолчал и даже в сгущающемся сумраке без труда можно было понять, насколько он взволнован. Лина не торопила и не перебивала, она понимала, чего стоит взрослому человеку признаваться в своих затаенных страхах и рассказывать абсолютно чужой девчонке историю, которую и не каждому другу-то поведаешь. Степан Иванович с силой сцепил руки, как-то протяжно крякнул и, оценив деликатность слушательницы, продолжил:

– Я тогда холостой еще был и решил прогуляться со Светкой Беловой. Она мне нравилась с 7-го класса, мы в одном городе учились, но как-то ни разу не пересекались нигде. А тут такой шанс – пообщаться и очаровать! Как сейчас помню: луна освещает лес, река внизу поблескивает, а мы бредем вдоль обрыва… Молодые, веселые, она мне что-то свое рассказывает, глазищами своими голубыми прямо в сердце смотрит. Добрели до поваленного дерева и вдруг Светка застеснялась, говорит – «Я в кустики отойду». И шмыг в сторону, сначала шаги ее были слышны, потом пропали. Сижу я значит, жду ее, а она с другой стороны вдруг выходит. Я к ней отшатнулся, она… какая-то не такая. Глаза в одну точку, бледная и смотрит сквозь меня. От этого взгляда у меня до сих пор мурашки на затылке, а тогда и вовсе жуть. Я ее зову, а она так повернулась и улыбнулась… – рассказчик содрогнулся всем телом. – Так люди не улыбаются, осклабилась будто и, ты не поверишь, но холодом январским от нее понесло, аж зубы застучали. Тут я не выдержал и самым позорным образом дал стрекача к нашему лагерю. Бежал, под собой ног не чуя! Выскочил на поляну, а там один Мишка у костра сидит. Я к нему, а он… на меня глаза поднимает и… они такие же пустые… Я аж оторопел, попятился назад и о камень споткнулся. Вытянулся на земле, двинуться не могу и только наблюдаю, как Мишка в той же улыбке жуткой осклабился и идет на меня. Как я тогда заорал! Даже не думал, что смогу исторгнуть из себя такой ор! В ответ кусты зашевелились и оттуда вылетел… Мишка!